Пятнадцать лет прошло, как нет с нами великого «чародея танца» Махмуда Эсамбаева. Но на меня с пристальным ружелюбием смотрят всё те же лучистые карие глаза, и я думаю: до чего же они похожи этим открытым взглядом – знаменитый дядя и его родной племянник Саид ЭСАМБАЕВ, одиннадцатикратный чемпион мира и восьмикратный чемпион СССР по боям без правил, создатель уникальной школы всестилевых единоборств, заслуженный тренер России, заслуженный мастер спорта международного класса, поэт, философ, не однажды раненый ветеран боевых действий, командир спецподразделения, почётный сотрудник органов безопасности, этакий «борз» (волк – по-чеченски), прошедший «ад» боевых действий, пламя которого и на расстоянии может обжечь самую закалённую душу. Награждён именным оружием, многими правительственными наградами, среди которых – Золотая звезда «За верность России».
Но в мире опять неспокойно. И снова – командировки. После долгих переговоров он наконец согласился дать интервью нашей газете. Разумеется, с оговорками, соблюдением необходимой секретности и в присутствии своего друга, которого мы зашифруем под инициалами «генерал В.Н.».
Но в мире опять неспокойно. И снова – командировки. После долгих переговоров он наконец согласился дать интервью нашей газете. Разумеется, с оговорками, соблюдением необходимой секретности и в присутствии своего друга, которого мы зашифруем под инициалами «генерал В.Н.».
— Род Эсамбаевых всегда служил России верой и правдой, – первым заговорил Саид. – И во времена Лермонтова, и в лихие революционные годы, и в советский период. Конечно, и сегодня я тоже служу, хотя…
— Что значит – «хотя»?
— Саид целый год пролежал в коме, – пояснил «генерал В.Н.» – Реабилитация ещё не вполне закончилась. Но он уже работает.
— Что же случилось?
— Операция проходила в горах. Скажем так: на территории активных боевых действий. Был обнаружен тщательно скрытый лагерь боевиков – с оружием, боеприпасами и взрывчатыми веществами. Удалось довольно быстро ликвидировать предводителя банды, несколько десятков его приспешников и, главное, уничтожить взрывчатые вещества. Не мешкая, группа Эсамбаева стала отходить. Но вскоре обнаружилось: их преследуют. И преследуют не только разъяренные бандиты, но и вооружённые до зубов «чёрные шакалы» («гвардия» боевиков), под чьим началом и создавался лагерь – как плацдарм для террористических операций на южных рубежах России. И тогда Саид принял решение: отвлечь преследователей на себя, а группу послать другой тропой – потаённой, спасительной.
— Почему это сделали вы, командир спецгруппы? Не правильнее ли было отдать приказ кому-то из подчинённых – задержать врага, прикрыть отход товарищей?
— Нет, тысячу раз нет! Не мой стиль, простите… Да, я – командир и поэтому отвечаю за жизнь каждого, — говорит Саид. — Знаю нрав и возможности любого бойца, вплоть до того, как он прилаживает на себя «разгрузку» — специальный жилет для автоматных рожков и гранат. Сам многое пережив, понимаю: за каждым парнем – семья, жена, дети, престарелые родители. А ещё – годы и годы спецподготовки, немалые государственные затраты (чтобы сделать из него супервоина). Возможно, и не к месту, но вспоминаются судьба и подвиги великого русского адмирала Федора Ушакова, которого я очень ценю и люблю. Он участвовал в 43 баталиях и ни в одной не проиграл. И вот что важно лично для меня: флотоводец побеждал без потерь со стороны личного состава.
— Но что же было дальше? «Чёрные шакалы», бряцающие оружием камуфлированные бандиты идут по пятам. Наверняка ваша измотанная группа уже слышит их беспощадно злое, приближающееся дыхание?
— Итак, ему удалось сбить с толку разъярённых преследователей, увести их за собой, спасая своих ребят, – рассказывает «генерал В.Н.» – Патронов хватало, гранат тоже. Он надеялся пройти вдоль береговой кручи, добраться до более пологого места, спуститься вниз, к речной стремнине, а затем скрыться в густых зелёных зарослях. И ночью попытаться выйти к своим, соединиться с отрядом. В голове засели строчки своего же стихотворения: «Остался я на островке, как будто брошенный в огне…» Однако похоже было, ничего не выйдет. Враги всё ближе, огонь всё гуще. Островок на глазах осыпался, делался совсем маленьким…
Он стоял над пропастью. Где-то внизу едва слышно шумела река. Из раненного осколком плеча пульсирующе вытекала кровь. Преследователи приближались полукругом, явно намереваясь взять командира живым. «Сдавайся!» — уже кричали враги. Посмотрел на далёкую воду: метров 80, не меньше… И вдруг, развернувшись и раскинув руки, стремительно и точно бросил в бездну свое могучее послушное тело. Боевики только ахнули. Подбежали к обрыву, швыряли вдогонку гранаты. Но было так высоко, что гранаты взрывались в воздухе, не успевая долететь до дна. И это была большая удача.
Полковник чудом остался жив. Его удалось вытащить спустя шесть часов (тоже спецоперация). Он был без сознания. Целый год провёл в коме. Если прежде боевой вес Эсамбаева был более 130 килограммов, то после выхода из комы он весил ровно пятьдесят три…
— Не может быть такого! — Я недоверчиво смотрю на сидящего передо мной богатыря, под футболкой которого бугрятся играющие мускулы.
— Подтверждаю: было именно так, – вновь вступает в беседу «В.Н.» – Саид не мог ходить, его воздухом шатало. Он заново учился делать всё – разговаривать, есть, читать, писать. У него железная воля. Не зря он сочинил стихотворение про стальных людей. Это он про себя написал. Ни один мускул на его лице никогда не выдаст его состояния. Это его образ жизни. И чтобы понять его, надо знать его жизненные принципы, которые он впитал с молоком своей матери. Он очень надёжный и верный друг, у которого на первом месте честь и высокое чувство долга. С ним легко его подчинённым, потому что он умеет правильно выбрать приоритетные цели и единственно правильный путь решения поставленной задачи. А это, поверьте, особый дар.
— Должно быть, Саид, мой вопрос несколько странен. Но интересно, успели ли вы о чём-то подумать, прежде чем шагнули в пропасть? Может, в клокочущем сознании мелькнула, вспыхнула напоследок какая-то важная мысль?
— Знаете, успел… Успел подумать о своем великом дяде – Махмуде Эсамбаеве. Позавидовал (улыбается) его танцевальной лёгкости, парящему полёту над сценой: эх, как бы это мне помогло! Унесло бы куда подальше от смертельной опасности.
— А что, дядя хотел, чтобы вы тоже танцевали, продолжили его путь в искусстве?
— Ещё как! Но я сопротивлялся всеми силами. Хотя пластика была. На шпагат хоть сейчас, без разминки. И всё же я хотел драться, хотел стать настоящим бойцом, мечтал получить чёрный пояс. К тому же я понимал, что Махмудом вторым я не стану, а быть Махмудом третьим, четвёртым — это не по мне. Дядя, приезжая с гастролей в наши родные Старые Атаги, с интересом наблюдал, как я усердно тренируюсь, до изнеможения отрабатывая удары и приёмы. Ворчал, называл меня: «горбель» – упёртый, упрямый по-чеченски. Кстати, он и сам такой. Во время Великой Отечественной войны он часто выступал прямо на передовой и однажды был сильно ранен в ногу. Врач сказал: ногу сохраним, но о танцах придётся забыть. А он – упёртый – на всё наплевал. Работал до кровавых слёз, и всё же восстановился полностью, вернулся к танцам, достиг вершин мастерства. Это ведь уже после всего его наградили орденом Красной Звезды, он стал Героем Социалистического Труда, членом Верховного Совета СССР. Вообще-то наши судьбы схожи. Дяде было лет 7—8, а он уже на всех праздниках колесом ходил, танцевал. И я дрался всегда, как себя помню. Ребята в нашем Грозненском районе были задиристыми. Я и старался защитить девочек, слабых, случалось, и мальчишек постарше: был я рослый не по годам, к тому же устроился лесорубом – и отцу помогал, и руки силой наливались.
— Что-то насчёт лесоруба я не понял… Ведь ваш отец был не последним человеком в Чечено-Ингушетии, а вскоре и вовсе стал большим начальником – министром лесного хозяйства республики. Зачем подростку было работать? Разве вы нуждались?
— Нет, конечно. Если в чём и нуждался — это в материнской ласке. Но мама умерла, когда мне было три года. Отец сам с юности трудился на лесоразработках, таскал на себе неподъёмные буковые стволы. Полагал, что и я, дабы не разбаловаться в министерском доме, тоже должен почувствовать, почем фунт лиха. Короче, воспитывал. И я ему благодарен. Как благодарен и дяде Махмуду. Однажды из заграничных гастролей он привёз «видак» и кассеты с фильмами, где играют знаменитые Брюс Ли и Чак Норрис. Посмотрев без счёта эти боевики, я окончательно понял: вот это моё! И так научился копировать движения актёров. Но по наивности я всё принимал за чистую монету, не догадываясь о существовании трюков, киномонтажа и прочих штучек. При этом кое-что прибавлял от себя – творил, словом. И дядя Махмуд это одобрял. Говорил строго: всегда надо идти своим путём, разрушая стереотипы. Нужны дерзновение и бесстрашие. В танце – у меня своя дорога, только своя. Поэтому меня знает весь мир, а на Родине, в СССР, я единственный, кому разрешается даже на паспорт фотографироваться в папахе. Такая же дорога, Саид, должна быть и у тебя – только в единоборствах. Иначе не стоит и ступать на неё. А ещё настаивал, чтобы я помнил: мой прадед Сали-Сулейман был великим борцом-силовиком. Сам Иван Поддубный не смог его победить. Есть даже памятник: прадед рельсы на плече гнёт. А заканчивал так: «Знай же, что древний род Эсамбаевых одарён Богом. А ты – неповторимое звено в родовой цепи, преемник всего лучшего. Не забывай. Защищай добро, людей, свою родину – малую, Чечню, и большую, Россию…»
По избранному пути Саид шёл стремительно, — подсказывает «В.Н.» — В пятнадцать лет становится мастером спорта СССР по рукопашному бою, спустя год – обладателем чёрного пояса по тхэквондо. К 18 годам – очередной чёрный пояс, звание эксперта и инструктора международного класса по всестилевому карате. Прошло ещё совсем немного времени, и он, не проиграв ни одного поединка, становится одиннадцатикратным чемпионом мира по боям без правил. Но это было уже в Одессе…
— В Одессе? И чем вы там занимались, Саид?
— Мне предложили поработать каскадёром на местной киностудии. Было интересно. Я ставил различные трюки и наслаждался молодостью. Одесситы — весёлые, остроумные люди. Одновременно участвовал в жёстких поединках. Там не было никаких ограничений. Разрешалось бить куда угодно – в глаза, по кадыку. Случалось, людей калечили. На ринг выходили двое, а покидал его один – соперник оставался лежать. Я никогда не добивал противника, решительно протестовал против этой жестокости, замешанной на больших деньгах. Нужно помнить, что это были лихие девяностые. В России царил беспредел. И с Запада сюда хлынул мутный поток, позволяющий заграничным дельцам, как говорится, сорвать немалый куш. Короче, заработать на ребятах. Однажды спортсменов даже задержали. В прокуратуре и милиции пытались найти организаторов этих ужасных турниров. Увы, сделать этого не удалось: организаторы были за границей.
Помню, в «Советском спорте» про меня написали, что я – непобедимый. Так меня и стали звать: Саид Непобедимый. Что ж, газетчики люди с большим воображением… Но это так встревожило знаменитого Юрия Никулина, друга моего дяди, что он предложил: «Махмуд, давай деньги соберём, твоему племяннику отдадим. Только бы он перестал драться…» Никулин искренне думал, что я выступаю ради денег. Но это было совсем не так. Я выходил на ринг, чтобы усовершенствовать свою систему, создать собственную школу единоборств. Более того, выработать особую философию боя, основанную на свободе от недобрых помыслов, на благородстве, чести и красоте. И мне это с Божией помощью удалось.
— И какова же судьба вашей школы? Её приняли на вооружение в Госкомспорте, вам позволили отбирать и тренировать ребят?
— Нет, не приняли. И я хорошо понимаю почему. Ведь уже началась первая чеченская война. Наверху изучили этот вопрос, вызвали меня и сказали: всё, будешь тренировать силовиков, работников спецслужб. Что я и делаю по сей день – разумеется, параллельно с другими заданиями. Я учу, что мастерство бойца зиждется на трёх началах: дух, разум, тело. Ибо сила, лишённая разума, обречена на поражение. Понятное дело, я могу научить крепких ребят приёмам борьбы, ударной технике, разным хитростям, но это не главное. Главное, кем вы выходите на противника – уже победителем или уже побеждённым. Всё решается до боя – на ринге или на настоящей войне. Хорошо замечено: не плоть, а дух делает воина воином.
— Итак, Саид, вас называют непобедимым, и я прекрасно понимаю за что. Вы всегда одерживали верх над самыми серьёзными и подготовленными соперниками по спорту. Вы одолевали врага на войне. Но неужели не было момента в вашей жизни, когда вы чувствовали себя беспомощным? Когда ничего не могли сделать?
— Видите ли (темнеет лицом, хмурится)… Это было в 90-е годы, я уже служил в российских силовых структурах. Приехал в Старые Атаги навестить отца. А в семь вечера ворвались вооружённые головорезы, и так неожиданно, что я ничего не успел сделать. Не сближаясь, они из огнестрельного оружия ранили меня в плечо, а после привязали к спинке кровати и стали избивать – на глазах у отца. Били за то, что мы были против войны в Чечне, за единство с Россией. Для бандитов мы были русскими. В ту ночь у отца случился инсульт. Не стану говорить, кто нас выручил, но эта история получила продолжение уже в Подмосковье, в пансионате, куда я привёз отца на реабилитацию. Кто-то стуканул: тут чеченцы, значит, боевики (это про нас). И сразу влетели восемь рубоповцев с автоматами. И – началось! Я им удостоверение, а они – ноль внимания: обыск устроили. В Чечне мы считались русскими, в России – чеченцами. Я долго терпел, но рубоповцы сделали то, чего не следовало делать: скинули больного отца с кровати. И тогда я незаметно нажал кнопку мобильника…
— Когда его коллеги со мной во главе вбежали в комнату, – опять поясняет генерал «В.Н.», – то взору предстала такая картина: все восемь рубоповцев лежали рядком на полу со связанными руками; их автоматы аккуратно стояли в углу. Саид молча сидел рядом с отцом и успокаивающе гладил его руку…
— Меня вот ещё что удивляет. Вы – мусульманин, но не так давно из рук патриарха получили орден Андрея Первозванного. За что?
— Я живу в России, это моё Отечество, которому я служу, а потому с уважением отношусь к православию. Ведь на его основе в былые времена создавалась мощь и крепь государства. По мере сил помогаю в восстановлении храмов и монастырей. Рад, что моя скромная деятельность получила такую оценку. К тому же ислам не отвергает другую веру. Просто каждый идёт к Богу собственным путём. Я так думаю. Аллах переводится как единый Бог. Ислам — религия мира и согласия. А все эти разговоры про неверных, которых надо убивать, это – сказки для одураченных членов радикальных сект. Эти несчастные, подчас полуграмотные люди Коран не читали. Их слепо используют – в терактах, провокациях, переворотах. Все эти талибаны, алькаиды, игилы – террористические организации, вскормленные ЦРУ. И вообще, терроризм – это не несколько обиженных людей, это – системная государственная политика США, в конечном счёте направленная на сдерживание России. Словом, идёт борьба...
Беседовал
Александр ПОЛЯКОВ.