Уме недозрелый, плод недолгой науки,
Покойся, не понуждай к перу мои руки.
А.Д. Кантемир.

 

Моя мама родила меня в сорок восемь лет. Я двенадцатый ребёнок в семье. Сегодня мне далеко за шестьдесят, и думы, тяжёлые и печальные, гложут разум мой, тревожат сердце, волнуют душу. Вот прошлой ночью опять не спалось. Темень. За окном шумит ветер. Шуршит молодыми листочками ветка каштана, и далёкий одинокий фонарь пробивается редкими бликами на белую стену. Мозг прокручивает прожитый день, неделю, месяц. Целую жизнь.
Я маленький. Дед сажает меня на колени и начинает загибать пальцы сначала на своей, потом на моей руке, учит меня счёту. Все ждут завтрака. Мама достаёт длинным рогачом казан из печи. Сегодня опять борщ. За столом верховодит дед. Он строго следит за соблюдением очерёдности. Все ели из одной большой чашки. Черпали по очереди и под деревянную ложку подставляли кусок хлеба, когда ложку несли ко рту. И так по кругу, пока чашка не опустошалась. С борщом проблем не было. Борщ он и есть борщ – однородная масса. А вот когда мама разрывала на куски тушу гуся, каждый за столом норовил ухватить кусок побольше и пожирнее. Положение спасал авторитет деда. Он точно знал, кто и какую часть ел вчера, а значит, сегодня те части гусиной туши смещаются по часовой стрелке на одно место. И если только кто-нибудь садился не на своё место, дед быстро наводил порядок. За столом семь человек. Было семь основных кусков мяса. Я сидел по правую руку от деда и ел вместе с ним. Второй раз семья собиралась за столом только вечером. Были молоко и хлеб. Всё. Так мы питались.

Мысли прыгают. В виски стучатся. Теперь я еду в Воронеж по трассе М-4 «Дон». От Москвы до Воронежа больше 400 километров. На трассе установлено 6 (шесть) турникетов «платная дорога». И ещё два турникета строится. Платная дорога ничем не отличается от бесплатной. Очереди сумасшедшие. Дёргаешься хуже, чем в московских пробках (фотографию прилагаю). Цены в местах пропуска разные: от 60 до 100 рублей. Передаю исчерпывающий диалог с охранником:
— Кто строит?
— Кто платит, тот и строит.
— А кто даёт разрешение?
— Кому платят, тот и даёт.
На дороге полная вакханалия. Лежу и думаю: общая сумма, что я заплатил за дорогу, составила 400 рублей. А нельзя на выезде из Москвы заплатить 500 рублей — и катись до Воронежа? И догадываюсь: нет, видно, нельзя. Потому что платят-то разные люди и дают на лапу тоже разным. А то эти 500 рублей в одни лапы лягут. Жирно будет. Что интересно: до Олимпиады в Сочи была одна загородка — после Ельца перед Воронежем. После добавилось ещё пять. А в правительстве знают? Ой, нет, нет… Там мелочиться не будут. Думаю, не знают. Очень хочется, чтоб узнали и меры приняли. Спасибо за трассу «Дон». Мысли прыгают, кувыркаются беспорядочно. Стою я у шлагбаума. Жду. Киргизы забор строят. Смеются. Мен казахша бёлемен. Перевод этой фразы звучит так: я знаю по-казахски. Киргизский язык очень схож с казахским. Я прислушался. Киргизы рассказывают друг другу, как они дурачат русских бабушек на дачах, зарабатывая деньги за мелкие пустяшные работы. Один рассказывает, как взял триста рублей за то, что заполнил бочку с водой. Другой получил тысячу за вскопанную грядку. Все смеются. И вдруг я слышу: «Орыс оте улькён акымак». Перевод слово в слово: «Русский очень большой дурак». А что, и правда: такую замечательную трассу «Дон» турникетами испаскудили. Пробки до десяти километров. Вдруг звонок среди ночи. Племянник с Камчатки.
— Генка, ты охренел: три часа ночи!
— А у нас десять утра. Да ты, дядька, слушай: скажи там, в Москве президенту, чтобы нас тоже, как и Крым, в Россию приняли.
Короткие гудки, треск, шум. Связь прервалась. Я ничего не понял, почему Камчатка в свой же дом просится. Ночью мысли острее, тревожнее. Может, их там уже японцы захватили? И сразу в голове майдан, огонь, Одесса, пожары, стон и плач в русских городах. Это калейдоскопом. Вдруг картинка останавливается – и стоящие на коленях элитная часть «Беркут». Да не беркут это. Не гордая боевая птица, а жалкий мокрый воробей. Герои не стоят на коленях с опущенными головами перед фашистами. И вдруг сразу картинка из телевизора. Молодой русский офицер в плену у чеченских боевиков. Не слышно, что говорит ему бородатый чеченец. Но видно, как русский офицер не соглашается с бандитом. Вид у офицера гордый, взгляд независимый. Он предпочёл смерть рабству.
А президент в Китай улетел. Видно, продавать наши природные ресурсы и набивать карманы нашим олигархам гораздо важнее жизней русских людей в Донецке, Славянске, Краматорске. И думаю я, почему американцам можно убивать русских людей, а нам нельзя защитить своих русских братьев, живущих на исконно русских землях. Почему?

Пётр КУЗНЕЦОВ.
.