К 80-летию академика В.Л. Янина
Академик В.Л. Янин без преувеличения относится к тем, кто составляет цвет российской науки. Недавно Валентин Лаврентьевич отметил восьмидесятилетний юбилей. Имя этого человека известно не только научному сообществу, но и всем, кто неравнодушен к России, к её богатой истории.
Янина знают в нашей стране и далеко за её рубежами как выдающегося историка и археолога, действительного члена Российской академии наук, как члена Комиссии по особо ценным объектам культуры при Президенте Российской Федерации и председателя музейного совета при Российском фонде культуры. Валентин Лаврентьевич – орденоносец и лауреат престижных премий, он награждён высшей наградой Академии наук – Золотой медалью имени Михаила Ломоносова. Янина любят и ценят в Великом Новгороде, почётным гражданином которого он является. Газета «Слово», в общественный совет которой входит Валентин Лаврентьевич, от души желает юбиляру творческой энергии, крепкого здоровья и новых блестящих успехов на поприще отечественной археологии.
ПРОДОЛЖАТЕЛЬ ЛУЧШИХ ТРАДИЦИЙ
Путь В.Л. Янина в науке – это путь труженика, привыкшего добиваться результатов с помощью целеустремлённости, работоспособности и терпения. В то же время это путь человека творчески одарённого и беззаветно любящего своё дело, посвятившего ему всего себя без остатка. Это дело – археология. В исполнении Янина она давно вышла за рамки строгого академизма, соединив в себе увлекательный процесс разгадывания исторических тайн, живой диалог с прошлым Руси-России, органическую и непосредственную связь времён и надёжное свидетельство о том, что дух русской старины не канет в забвение.
Академик Янин – носитель и продолжатель лучших традиций русской исторической науки. Он знает, что ей приходилось переживать бедственные времена: в период, когда тон в официальной большевистской идеологии задавали Троцкий, Зиновьев, Бухарин и им подобные, роль истории была сведена к однобокому и примитивному обслуживанию пропагандистской машины. Раннему большевизму была свойственна талмудистская убеждённость в том, что ход истории заранее предопределён, а раз так, то с человека снимаются всякие нравственные обязательства перед историей. Людям предписывалось служить идолу абстрактного и механического прогресса, понимаемого как непрерывное преодоление прошлого. Исторические традиции объявлялись «пережитком». Троцкий заявлял, что разрушение традиций является одной из его главных целей, призывал относиться к ним «повелительно и нетерпимо».
В 20-е и в начале 30-х годов история провозглашалась «политикой, перевёрнутой в прошлое», «наиболее политической наукой из всех, какие существуют». Под разговоры о «железных закономерностях истории» пропагандировалась враждебность к исторической России, отрицался самобытный, творческий характер русской истории. Весь период русской истории до 1917 года трактовался как некая «предыстория», не имевшая полноценного содержания. Внушалось презрение к понятиям «отечество» и «патриотизм»: «Феодальные и буржуазные историки изображают «любовь к отечеству и народную гордость» как природное чувство, присущее чуть ли не каждому животному. На деле привязанность животного к определённому месту продолжается только до тех пор, пока оно даёт ему средства к существованию. Пролетариат не знает территориальных границ. Когда социалистическая революция свершится во всех странах и будет построено бесклассовое общество во всемирном масштабе, исчезнет всякая граница между странами – отечеством трудящегося станет весь мир».
К середине 30-х годов теоретическая убогость подобных подходов стала для многих очевидной. Крах иллюзий, навеянных «классическим» марксизмом, и курс на укрепление советской государственности сопровождались реанимацией идеи патриотизма. В 1934 году по инициативе А. Жданова, подхваченной И. Сталиным, троцкистская трактовка истории была официально осуждена. После этого историческая наука в СССР стала освобождаться от крайностей догматизма. Конечно, она продолжала находиться под строгим политическим контролем, и историкам запрещалось выходить за рамки исторического материализма. Однако сам факт возвращения в позитивный лексикон понятий «родина», «патриотизм», «историческая память» заметно улучшал нравственное и творческое самочувствие людей, причастных к исторической науке. Избавившись от ненавистнических русофобских схем, навязанных троцкистской «гвардией», историки получили возможность гораздо полнее раскрыть свой творческий потенциал. Мощный стимул развитию советской исторической науки придала всенародная борьба против гитлеризма и победа над ним.
Очевидно, что в 40-е – 80-е годы отечественная историография не стояла на месте, благодаря усилиям многих талантливых учёных заметно расширив свой тематический, методический и духовно-нравственный диапазон. Историки М.Н. Тихомиров,
Б.А. Рыбаков, А.Г. Кузьмин, А.В. Арциховский, О.В. Творогов, А.М. Панченко, С.С. Аверинцев в своих трудах стремились объективно и честно отразить лучшие черты культурного наследия «старой России». К этой славной когорте с полным правом можно отнести и Валентина Лаврентьевича Янина.
Он не является сторонником жёстких теоретических шаблонов, считая, что в центре внимания историков должен находиться человек как творец и двигатель истории: «В советские годы наши коллеги, занимавшиеся современной историей, писали, как правило, под диктовку Политбюро… На первое место выводились классы, а потому изучались некие собирательные фигуры: фигура купца, фигура крестьянина, фигура феодала. Эти обобщённые фигуры ходили по страницам наших книг, заслоняя живые лица». По мысли академика, не дело изучать историю вне человеческого измерения, вне живых голосов той или иной эпохи.
Историк Янин сам стал частью российской истории. Плоть от плоти русского народа, Валентин Лаврентьевич отлично знает его психологию, понимает его тревоги и радости. Родился будущий академик в провинциальной Вятке, затем несколько лет жил с родителями в Орехово-Зуеве, а незадолго до начала Великой Отечественной войны переехал в Москву. Пройдя через все трудности военного времени, в 1946 году Валентин с золотой медалью окончил среднюю школу и без экзаменов был зачислен на исторический факультет МГУ.
В стенах университета он сделал свой профессиональный выбор, решив посвятить труды и дни археологии. В 1951 году с отличием окончил кафедру археологии истфака МГУ, остался в её стенах сначала как аспирант и младший научный сотрудник, затем – как старший научный сотрудник и профессор, пока не стал заведующим кафедрой, которой успешно руководит и сегодня. В 1999 году В.Л. Янин получил почётное звание заслуженного профессора Московского университета.
Научные интересы академика обширны: он скрупулёзно исследовал денежно-весовые системы домонгольской Руси, реконструировал параметры древнерусских денежных единиц – гривны, куны, ногаты, воссоздал историю государственных институций средневекового Новгорода, описал особенности его вечевого строя, его вотчинного хозяйства, в подробностях показал процесс формирования новгородской топографии. На сегодняшний день в перечне научных публикаций академика Янина насчитывается более 700 работ, в том числе – 23 книги.
БЕРЕСТЯНОЕ ЧУДО
Многие из этих книг посвящены Новгороду – «Новгородские посадники», «Я послал тебе бересту», «Новгородские акты XII–XV веков», «Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII–XV веков», «У истоков новгородской государственности» и другие книги, изданные на русском и иностранных языках.
В 1947 году В.Л. Янин впервые приехал на раскопки в Новгород. С тех пор он каждое лето неизменно выезжает туда, полностью проводя там все археологические сезоны. Валентин Лаврентьевич стал участником двух событий, необычайно значимых для всей отечественной исторической науки: при нём в 1951 году была найдена первая новгородская берестяная грамота, а в июле 2000 года была обнаружена «Новгородская псалтырь», написанная на церах – навощенных дощечках. Теперь она известна как первая русская книга, ибо оказалась старше, чем знаменитое «Остромирово евангелие».
С 1962 года Янин возглавляет Новгородскую археологическую экспедицию МГУ. В 1969 году по его инициативе новгородские власти приняли постановление «Об охране культурного слоя». Это было первым сигналом для других старинных городов – вслед за Новгородом подобные постановления приняли законодатели ещё 114 городов.
Древняя земля Новгорода хранит сокровища – берестяные грамоты, которые не смогло разрушить время и которые сегодня заговорили с нами голосами новгородцев, живших в XI–XV веках, голосами обычных людей, погружённых в повседневные хозяйственные заботы, трудившихся, воевавших, любивших и страдавших. В одной из своих книг Янин пишет: «Если историки прошлого имели дело с некими действующими лицами давно прошедшей пьесы, то мы сейчас восстановили декорации, но голосов долгое время не слышали. Берестяные грамоты позволили услышать эти голоса».
Почему так важны берестяные письменные памятники? Янин объясняет: «Главным источником наших знаний о средневековом городе являются летописи. Но автор летописей был избирателен в своих интересах, записывая все самые крупные и значимые факты, а обыденная, каждодневная жизнь народа проходила мимо летописей. Кроме того, до находки берестяных грамот источников, касающихся времени до начала XIII века, фактически не было. А сейчас у нас свыше четырёхсот берестяных грамот XI–XIII веков – они позволяют нам заполнить очень многие лакуны в этом раннем периоде. Летописи не раз переписывались, редактировались. В них появлялись легендарные и мифические вставки, и потому летописи содержат противоречия, а берестяная грамота – источник подлинный».
Легко понять, почему Валентин Лаврентьевич рад каждой бересте, почему испытывает необыкновенное чувство, когда из земли вынимается очередная берестяная реликвия. Он так говорит об этом: «Меня очень впечатляет находка каждой грамоты. Когда берёшь в руки новый текст, который до меня 800 лет никто не видел и не читал, чувства испытываешь потрясающие… Текст писал человек, память о котором стёрлась на земле навсегда, и вдруг вынимаешь из земли кусочек бересты и проникаешь в мысли и чувства этого человека. Эта гальванизация, оживление давно ушедшего производит очень сильное впечатление. Поэтому день находки первой берестяной грамоты – 26 июня 1951 года – я считаю величайшим событием нашей науки. Мы обрели возможность проникать в самые сокровенные уголки истории, в которые и не предполагали заглянуть». Янин обнаружил в бересте подтверждение исторической легенды о призвании на Русь князя Рюрика, при этом сделав вывод, что он пришёл вовсе не из Скандинавии, как утверждали адепты пресловутой норманнской теории, а из Южной Прибалтики, из района нынешней Калининградской области.
Новгородские глинистые почвы обладают уникальными свойствами, они до предела насыщены влагой, в них не проникает воздух, а значит, не проникают и микроорганизмы, вызывающие процессы гниения. Культурные слои XI–XVI веков находятся ниже дренажей, выполненных в XVII веке, а потому в этих слоях прекрасно сохраняются древние свидетельства.
Археологи достают с многометровой глубины фрагменты берёзовой коры, берут их в руки, и происходит чудо: оживают слова, адресованные людям, жившим почти тысячу лет тому назад. Оживают страсти, надежды и чаяния: «От Жировита к Стояну. С тех пор как ты поклялся мне на кресте и не присылаешь мне денег, идёт девятый год. Если ты не пришлёшь мне четырёх с половиной гривен, то я намерен за твою вину забрать товар у новгородца. Пришли же добром»; «Поклон Юрию и Максиму от всех крестьян, Кого ты нам поставил ключником, тот за нас не стоит, разоряет нас вирами, а мы из-за того погибли. Дай же нам смирного человека – на том тебе челом бьём»; «От Микиты к Ани. Иди за меня замуж. Я тебя хочу, а ты меня. А свидетель тому Игнат Моисеев»; «Как разгорелося сердце моё и душа моя до тебя, так пусть разгорится сердце твоё, тело твоё и душа до меня».
На сегодняшний день открыто более одной тысячи берестяных грамот. Они стали поистине бесценным источником изучения русской истории, доказывая, что грамотность новгородской Руси была чуть ли не поголовной. А ведь ещё совсем недавно некоторые историки утверждали, что грамотными среди русичей были только представители церковной и светской знати.
Археологи находили берестяные грамоты не только в Новгороде, но и в Старой Руссе, Торжке, Пскове, Смоленске, Твери, Москве, Старой Рязани, Витебске. Но количество найденных в новгородской земле грамот многократно превосходит всё, что найдено в других местах. Объясняется это тем, что грамотность в Новгороде была выше, чем в Киеве. По логике академика Янина, этот факт тесно связан с вечевой демократией: «Каждый новгородец имел право быть избранным на высокие должности. Но если человек уходил из Новгорода, он превращался в анахорета, выскакивал из политической системы. …Находясь на службе в Новгороде, боярин должен был осуществлять контроль за собственной вотчиной, которая находилась на дальнем расстоянии. Необходима была связь. Чтобы вести переписку, нужна была грамотность. На юге же, боярин, чтобы почувствовать свою независимость, уходил подальше от князя. На юге – чем дальше от монарха, тем независимей. На севере – наоборот: чем ближе к центру власти – тем независимей».
Новгородцы были грамотными и потому, что исповедовали православие в его «софийном» варианте, то есть поклоняясь божественной мудрости. Не случайно главным новгородским храмом стал собор Святой Софии. Новгородцы часто говорили: «Где Святая София – там и Новгород».
ГОСПОДИН
ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
Значение Великого Новгорода в русской истории переоценить невозможно: ведь она берёт своё начало именно отсюда. Новгород – древнейший русский город. Едва возникнув, он стал торгово-ремесленным центром общеевропейского значения, одним из богатейших городов средневековой Европы. Торговля мехом приносила новгородцам огромные прибыли.
Население здесь занималось не только торговлей, как в 20-е – 50-е годы утверждали некоторые склонные к схематизму историки. Новгородцы развивали различные ремёсла. В ходе раскопок В.Л. Янин открыл сотни ремесленных мастерских, которые работали по самым передовым для своего времени технологиям. Помимо ремёсел и торговли для новгородцев привлекательной была добыча пушного зверя, они были привычны к походам и путешествиям, любили пословицу: «Чужая сторона прибавит ума».
Среди киевских князей Новгород считался самым почётным уделом. Здесь правили и Владимир Святославович, и Ярослав Мудрый. Сознание новгородцев было пропитано свободолюбием и чувством собственного достоинства. Ощущая себя вполне самодостаточными, они в 1136 году изгнали из города наместника, присланного из Киева, и избрали собственную администрацию. Здесь установился, говоря языком политологии, республиканский строй. А точнее – вечевой строй. Именно вече, городское собрание, решало все главные вопросы, касающиеся жизнеустройства. На вече избирались посадник – глава правительства, тысяцкий – глава ополчения, архиепископ, ведавший городской казной и внешними делами. Если избранники хорошо себя проявляли, то сроки их правления продлевались.
Новгородцы были людьми весьма горячими: демократия порой принимала вид побоищ на волховском мосту, когда спорщикам уже не хватало устных аргументов. При этом ясно, что вече было собранием грамотных людей. Начало образованию в Новгороде положил Ярослав Мудрый, который, как свидетельствуют летописи, в 1030 году открыл в Новгороде первую школу и приказал учить грамоте 300 детей священников и старост. Янин предполагает, что один какой-то из этих учеников, оказавшийся весьма умным мальчиком, додумался, что куда проще, вместо заготовки липовых вощёных дощечек срезать кусок бересты с берёзы и писать на нём.
В период раздробленности Новгород продолжал богатеть, и новгородцы не проявляли заинтересованности к участию в общерусской жизни, отгораживались от общих проблем, подозревая, что излишняя инициатива здесь грозит денежными расходами, ибо придётся делиться доходами со своими более бедными соседями. Новгород тогда сближался с немцами, скандинавами, поляками, литовцами, датчанами. Это соответствовало интересам новгородской боярско-купеческой верхушки.
Но у новгородского простонародья взгляд на ситуацию был иным. Полному отрыву Новгорода от русского мира воспрепятствовало православие, а также традиция приглашать князя с дружиной из русских земель. Новгородская боярская верхушка платила князю жалование как чиновнику, могла его изгнать, придравшись по любому поводу. Князь был ограничен в правах – не имел права ни селиться в Новгороде, ни приобретать здесь землю, ни собирать подати. Но для народа истинным вождём был именно князь, а не посадник и не тысяцкий. Князь для людей был защитником и арбитром. Самым авторитетным новгородским князем явился, конечно, Александр Невский.
К XV веку новгородское боярство укрепилось в своём «западном» умонастроении. Бояре-олигархи всё меньше считались и с народом, и с вечевыми традициями. В новгородских летописях всё чаще стали появляться записи о «суде неправом». Как пишет В.Л. Янин, «народ изверился во власти и перестал участвовать в политической жизни. В демократической модели был нарушен баланс».
Когда усилилась Москва, начав процесс собирания русских земель, новгородские бояре обратили взоры к Литве и Польше. Народ увидел в этом измену и стал апеллировать к Ивану III. В 1471 году Иван выступил в поход против «отступников к латинству». Независимость Новгорода была окончательно ликвидирована в 1478 году. Сотни новгородских боярских семей были переселены в Новгород, а из Москвы в Новгород ехали служилые люди.
ЦЕННОСТИ
ПРОШЛОГО И
РЕАЛИИ НАСТОЯЩЕГО
Надо сказать, что работа Новгородской археологической экспедиции не всегда проходила гладко. В раздрайные и смутные 90-е годы В.Л. Янину как руководителю экспедиции приходилось преодолевать немало трудностей, создаваемых, как правило, искусственно теми, кто далёк от духа истории, но близок к Золотому тельцу.
Дело в том, что археологические раскопки ведутся в самом центре Новгорода – там, где новоявленные нувориши хотели бы отхватить для себя земельные участки для возведения личных особняков, нужных им для демонстрации собственной значимости и влияния. Кое-кому это удалось сделать. Новгородцы и гости города могли наблюдать, как над раскопом, в котором трудились студенты и школьники, не по дням, а по часам вырастали яркие «новорусские» виллы главного идеолога ельцинского рыночного фанатизма господина Бурбулиса и бывшей супруги экс-губернатора Новгородской области господина Прусака, прибывшего с Западной Украины, чтобы «осчастливить» новгородцев закрытием заводов, стабильно работавших в советское время.
В 2004 году почётный гражданин Новгорода написал Прусаку открытое письмо: «Мне, в отличие от Вас, довелось застать Новгород разрушенным фашистами, желавшими лишить нас исторической памяти, превратив в скотов, не помнящих своих предков и их высокой культуры».
Янин постоянно испытывал на себе моральное давление со стороны дельцов, связанных с местной администрацией – его вечно торопили и подталкивали к завершению работ, – для того, чтобы освободить землю под коммерческую застройку. «Деловые люди», раздражаясь наличием федеральных законов, защищающих право учёных и общества на исторические изыскания, горели нетерпением в ожидании часа, когда в историческом центре древнего города будут красоваться их китчевые дворцы.
Валентин Лаврентьевич пережил массу конфликтов с Прусаком, при котором и началось возведение в исторической части Новгорода строительство «виндзорских замков». Такого строительства не позволял себе даже Александр Невский, но падкому на житейские блага Прусаку история была не указ. Она ему только мешала: по его приказу один из трёх старейших деревянных домов – памятник архитектуры — был разобран. В противостоянии заезжему феодалу В.Л. Янин получил поддержку тогдашнего президента Владимира Путина, который приехал в Новгород именно к академику, а не к губернатору. Оказавшись перед фактом, Прусак вынужден был притихнуть, а вскоре и покинуть руководящее кресло.
Благодаря участию Владимира Путина проблема взаимоотношений между археологами и администраций Новгорода была решена. Но возникла новая неприятность: на новгородские раскопы стали совершать набеги мародёры, называемые «чёрными археологами». Управу на них найти непросто. По словам Янина, их деятельность нанесла сильнейший урон отечественной исторической науке – за последние годы в России утрачено более 1200 археологических памятников.
Нелепость заключается в том, что порой мародёрам вольно или невольно помогают некомпетентные и падкие на «жареное» СМИ. В одном из интервью Валентин Лаврентьевич привёл такой пример: «Я выбросил телевизор давно, когда понял, что это вещь лишняя в моём доме, и даже вредная. Однако я понимаю, что отделаться от «ящика» гораздо легче, чем от средств массовой информации. Однажды в Новгороде во время раскопок мы нашли иконку XIII века с изображением Василия Великого. И вот по телевидению выходит сюжет, который сопровождается комментарием: «Вы представляете себе невероятную ценность этого предмета где-нибудь на антикварном рынке? Он стоит примерно десять тысяч долларов». Утром приходим на место раскопок, чтобы продолжить работу, а там как свинья носом прошлась. За одну только ночь «чёрные археологи» перекопали весь участок – десять тысяч долларов искали».
В.Л. Янин переживает за состояние исторической науки как никто другой. Поводов для таких переживаний хватает и сейчас. Если в советское время история как наука переживала трудности, связанные главным образом с давлением на неё идеологических шаблонов, то нынче ей грозит другая опасность, порождённая рыночным беспределом. Проистекает она от разного рода невежд и фокусников от науки, выдающих себя за учёных и столь ловко выворачивающих свою некомпетентность, что она у них становится «новым словом в науке». Опасность, идущую от одного из таких фокусников по фамилии Фоменко, Валентин Лаврентьевич определил так: «Всё это шарлатанство печатается большими тиражами и процветает, а серьёзная наука пребывает в нищете. Даже в Новгороде нет ни одной моей книги по истории Новгорода, а Фоменко – навалом. Когда пытаешься выступить с критикой подобных «новшеств» – в ответ сразу слышишь обвинения в ретроградстве и желании ввести цензуру».
«НЕВЕРИЕ – ЭТО ЦИНИЗМ»
Валентин Лаврентьевич – не кабинетный отшельник, а человек, имеющий чёткую гражданскую позицию, человек, которому далеко не безразлична судьба и Новгорода, и Москвы, и всей России. Во времена ельцинско-гайдаровских «реформ», обрушивших народнохозяйственный комплекс, ему приходилось выступать не только как учёному, но и как гражданину: «Я хотел бы увидеть Русскую землю не заплёванной, не замусоренной, а возделанной и приведённой в порядок. Возьмите современный Новгород, где хвалятся привлечением зарубежных инвестиций. А куда их привлекают? Раньше Новгород был центром электронной промышленности. А что сейчас? Завод «жвачки», завод сникерсов! Пятьдесят мест тут, пятьдесят там, а весь остальной народ за чертой бедности».
Валентин Лаврентьевич рос в семье, в которой было прочно укоренено традиционное русское мироощущение. Он так вспоминает свои детские годы: «Я всё время слышал, как молились бабушка, нянька. Дед у меня был церковным старостой. Я с раннего детства запомнил слова «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся» и Символ веры с детства знаю». Отроческое прикосновение к православной вере стало для учёного источником духовной взвешенности и нравственного постоянства.