Русское, национальное, хлебом и землёй пахнущее точно увеличено гигантской лупой повествовательного Николая Семёновича Лескова (1831–1895) — и шествует по миру Левша, поражая умениями своими, которых сила не может быть заёмной. Тем паче, поддельной.
Развернётся огромным цветком страсть Леди Макбет — чтобы, начав гнить, превратиться в свою противоположность…
Очарованность странников столь же естественна, сколь разнообразны, хотя похожи в чём-то, российские дороги; и тут подлинное прикосновение к душе выявляет корневую сущность русской реальности: душа важнее всего, именное её необходимо развивать…
Брызги специфического – в том числе церковного – юмора разлетаются самородно по страницам, и увлекающийся Ахилла Десницын, с голосом, который, как пушка, стреляет, вторгается пением в простор тишины, когда служба уже закончена.
Могучее строение «Соборян» не подлежит сотрясению времени (хотя трудно представить представителей последнего поколения способных внутренне обогатиться, читая роман, только дело тут не в произведение, а в пошлой низине нынешнего воспитания).
Лава слов течёт, увлекая эстетически развитые души; плетение фраз столь же искусно, сколь и своеобразно, и сколько же странников, чудаков, страдальцев, праведников живописует Лесков!
Развернётся огромным цветком страсть Леди Макбет — чтобы, начав гнить, превратиться в свою противоположность…
Очарованность странников столь же естественна, сколь разнообразны, хотя похожи в чём-то, российские дороги; и тут подлинное прикосновение к душе выявляет корневую сущность русской реальности: душа важнее всего, именное её необходимо развивать…
Брызги специфического – в том числе церковного – юмора разлетаются самородно по страницам, и увлекающийся Ахилла Десницын, с голосом, который, как пушка, стреляет, вторгается пением в простор тишины, когда служба уже закончена.
Могучее строение «Соборян» не подлежит сотрясению времени (хотя трудно представить представителей последнего поколения способных внутренне обогатиться, читая роман, только дело тут не в произведение, а в пошлой низине нынешнего воспитания).
Лава слов течёт, увлекая эстетически развитые души; плетение фраз столь же искусно, сколь и своеобразно, и сколько же странников, чудаков, страдальцев, праведников живописует Лесков!
Он писал много – помимо художественной литературе, отдавал дать публицистике, и, казалось, не было тем, не волновавших его – и церковная жизнь, и мелочи архиерейского бытования, и особенности государственного устройства – всего касался выпуклый окуляр писательского взгляда.
…крутой нравом, коллекционер и знаток российских древностей, Лесков, вероятно, тяжело раскачивался, прежде, чем захватить новый пласт российской действительности и положить его на бумагу: так, чтобы расцвели словесные сады — не подлежащие увяданию, не зависящие от времени.
Крепкий и крутой — таким предстаёт Лесков в рассказе Нагибина: крутой излишне — не оправдано по отношению к сыну; Лесков, день проводящий разно, в том числе в недрах коллекционных страстей, хорошо знающий икону и гравюру, ценящий такую старину; Лесков, мучающийся, и плотно обедающий; Лесков – будто изъятый языковой силой Нагибина из глубин волшебной лесковской прозы, какую, засветив вечернюю лампу, творил крутой человек.
…крутой нравом, коллекционер и знаток российских древностей, Лесков, вероятно, тяжело раскачивался, прежде, чем захватить новый пласт российской действительности и положить его на бумагу: так, чтобы расцвели словесные сады — не подлежащие увяданию, не зависящие от времени.
Крепкий и крутой — таким предстаёт Лесков в рассказе Нагибина: крутой излишне — не оправдано по отношению к сыну; Лесков, день проводящий разно, в том числе в недрах коллекционных страстей, хорошо знающий икону и гравюру, ценящий такую старину; Лесков, мучающийся, и плотно обедающий; Лесков – будто изъятый языковой силой Нагибина из глубин волшебной лесковской прозы, какую, засветив вечернюю лампу, творил крутой человек.
Александр БАЛТИН.