Истинный патриот России, Николай Николаевич в своё время тесно сотрудничал со «Словом». В 2003 году наша газета подробно освещала скандальный сюжет с задуманной тогдашним министром культуры М. Швыдким безвозмездной передачей Германии 362 рисунков и двух картин из т. н. коллекции Балдина. Николай Губенко вместе с С. Ямщиковым сыграл тогда решающую роль в том, чтобы сохранить для России эти шедевры величайших художников мира, стоимость которых оценивалась в полтора миллиарда долларов! «Случился шум, да такой, что никакому пиротехнику выдумать не под силу, — писала тогда газета. — Потайная, печальная и постыдная история с задуманной министром Швыдким выдачей коллекции Балдина в Германию выплыла на свет. Для этого, правда, потребовалось вмешательство Николая Губенко, патриота, человека недюжинной энергии, бывшего министра культуры СССР и нынешнего председателя Комитета Госдумы по культуре Николая Губенко».
«16 марта, в воскресенье, звоню Николаю Губенко, с которым не знаком, домой, — писал в те дни в «Слове» Виктор Линник. — Трубку берёт Жанна Болотова, жена. Представляюсь. Передаёт телефон мужу. «У меня завтра встреча с Михаилом Ефимовичем, — звучит знакомый миллионам зрителей бархатный голос Губенко. — Есть смысл встретиться и поговорить после неё в понедельник».
«16 марта, в воскресенье, звоню Николаю Губенко, с которым не знаком, домой, — писал в те дни в «Слове» Виктор Линник. — Трубку берёт Жанна Болотова, жена. Представляюсь. Передаёт телефон мужу. «У меня завтра встреча с Михаилом Ефимовичем, — звучит знакомый миллионам зрителей бархатный голос Губенко. — Есть смысл встретиться и поговорить после неё в понедельник».
В понедельник я в его думском кабинете на 8-м этаже. Губенко бледен, напряжён, но предельно сдержан и корректен. Двери кабинета поминутно распахиваются, взад-вперёд носятся секретари с бумагами, непрерывные звонки по мобильному, по вертушке, по городскому телефону... «Встреча была тяжёлой, — говорит он. — Швыдкой стоит на своём: он, мол, действует по закону. Прессе заявляет, что передавать не хочет, а сам делает всё для того, чтобы отдать немедленно и безвозмездно. Попросил его разрешить осмотр депутатами Госдумы коллекции, находящейся, по словам Швыдкого в «РОСИЗО» на Петровке. И вообще соблюдать в этом деле государственной важности полную открытость. Обещал прислать на сей счёт факс».
— Я вообще не понимаю, — вдруг взрывается Губенко, — как можно забывать о тех миллионах потерь и жертв, которые мы понесли в результате немецко-фашистской агрессии! Я впервые коснусь еврейского вопроса. Я сам родился в Одессе в катакомбах во время бомбёжки. Город на три четверти еврейский. Все помнят гетто, в которые загоняли евреев; все помнят, что из 6 миллионов евреев, погибших в Холокосте, два с половиной миллиона — советских. Считаю абсолютно нечестной позицию мирового сообщества в отношении компенсаций нашему еврейству. Из 100 миллиардов так называемого швейцарского нацистского золота 90 процентов ушло на компенсацию: а) собственно немецким евреям, б) другим западно- и восточноевропейским евреям. Лишь малая толика — 3—4 процента — ушла на бывший Советский Союз, который, повторяю, потерял 2,5 миллиона евреев! И вдруг госпожа Мадлен Олбрайт, бывший государственный секретарь США, на международном конгрессе по Холокосту в 1999 году, где я представлял Государственную думу, поставила вопрос следующим образом: евреи всего мира должны, дескать, получить компенсацию не только от Германии, но и от «тоталитарного режима Советского Союза», поскольку они, мол, дважды пострадали — и от нацизма, и от советского тоталитаризма. «Госпожа Олбрайт, — говорю ей, — вы долгие годы скрывали свое еврейское происхождение — это вопрос вашей совести. Но как компенсировать мне — человеку, потерявшему в 11 месяцев отца и мать, которая была репрессирована фашистскими захватчиками, за то, что она прятала у себя евреев в городе Одессе? И таких, как я, — осиротевших после 45-го года — у нас в стране 19 миллионов! Все мы должны получить компенсацию дважды — от Германии и СССР — за то, что нам нанесён ущерб! Я уже не говорю о 27 миллионах погибших!»
Но вернёмся к коллекции, — продолжает он, чуть успокоившись. — Гражданский кодекс РФ (ст. 234) гласит: приобретательская давность, в случае если физическое или юридическое лицо владеет вещью более пяти лет в открытом, непрерывном и добросовестном хранении, делает эту вещь собственностью этого человека или юридического лица. Коллекция хранится в открытом доступе в Эрмитаже с 1991 года. Свидетельством тому являются выставка этой коллекции в Эрмитаже в 1992 году , публикация каталога под редакцией на то время главного редактора издательства «РИМ-культура» Михаила Ефимовича Швыдкого, переговоры в 1993 году Комиссии по культуре Верховного Совета РФ и сенатской комиссии свободного ганзейского города Бремена, подкреплённые соответствующим протоколом».
Добавлю попутно, что часть коллекции выставлялась и в Москве, в зале на Делегатской улице, о чём рассказали нам хранители «РОСИЗО». Так что Швыдкой попросту лжёт, утверждая, что коллекция все эти годы находилась в закрытом фонде Эрмитажа. Вторил ему в ходе недавней передачи на РТР и обозреватель Л. Радзиховский, сморозивший явную глупость: руководители СССР, заявил он, боялись (!) выставлять коллекцию на всеобщее обозрение. Ну да, выиграть войну не побоялись, а вот показать коллекцию, дескать, струхнули!
На часах начало четвёртого, но ответного факса нет. «Едем на Петровку самостоятельно», — решает Губенко. В «РОСИЗО» вахтёры беспрепятственно пропускают Губенко наверх, к заместителю директора. «Коллекция на месте, — бодро рапортует заместитель. «Слово чести?» — спрашивает Губенко. «Да, — потупив взор, ответствует заместитель по имени Александр Николаевич. — «Просто мы не можем её открыть, поскольку наши хранители работают в другом помещении, на Профсоюзной. Завтра, в 13 часов вы сможете её посмотреть».
На самом деле Швыдкой готовил нечто вроде пощечины для Губенко. Вы просили гласности в этом деле, рассуждал хитроумный министр. Ну что же, она будет. Только не для вас.
И Швыдкой устроил просмотр для депутатов вечером 17 марта. Приглашал он по телефону и Геннадия Райкова, руководителя фракции «Народный депутат» и председателя одноименной партии. Но здесь случилась досадная осечка. «Зачем мне смотреть то, в чём я ничего не понимаю? — громыхал Райков в ответ. — Пусть смотрят эксперты. А у меня одна цель: снять вас с поста министра и лишить лицензии на появление на нашем ТВ!». Явно обескураживающий для Швыдкого конец разговора.
На следующий день, во вторник, в час дня встречаемся у входа в «РОСИЗО». Журналисты, телекамеры, заметно нервничающие сотрудники хранилища... Входим в святая святых — зал, где с 13 марта хранится бесценная коллекция Балдина. Идеально, с немецкой тщательностью и аккуратностью упакованные немецкой фирмой «Хаускамп» (!) ящики с шедеврами величайших художников мира. Сотрудники музея вскрывают выбранный Губенко произвольно один из ящиков. Смотрим первый, второй, третий рисунки... На лицах присутствующих — подобающее случаю волнение от лицезрения уникальных, удивительных произведений. Штампы Бременского Кунстхалле разной величины и, что не исключено, проставленные в разное время. На одном из рисунков — немецкого художника Шёнфельда — вообще нет никакого штампа. «Таких работ — вовсе на атрибутированных, — поясняет Николай Губенко, — всего в этой коллекции 64 единицы». Составляется акт об осмотре, в котором расписываются Николай Губенко, его эксперты и сотрудники хранилища.
Уже днём к Губенко поступает письмо первого заместителя Генерального прокурора РФ Юрия Бирюкова…
Атака министра культуры Швыдкого на национальное достояние России отбита. Пока».
— Я вообще не понимаю, — вдруг взрывается Губенко, — как можно забывать о тех миллионах потерь и жертв, которые мы понесли в результате немецко-фашистской агрессии! Я впервые коснусь еврейского вопроса. Я сам родился в Одессе в катакомбах во время бомбёжки. Город на три четверти еврейский. Все помнят гетто, в которые загоняли евреев; все помнят, что из 6 миллионов евреев, погибших в Холокосте, два с половиной миллиона — советских. Считаю абсолютно нечестной позицию мирового сообщества в отношении компенсаций нашему еврейству. Из 100 миллиардов так называемого швейцарского нацистского золота 90 процентов ушло на компенсацию: а) собственно немецким евреям, б) другим западно- и восточноевропейским евреям. Лишь малая толика — 3—4 процента — ушла на бывший Советский Союз, который, повторяю, потерял 2,5 миллиона евреев! И вдруг госпожа Мадлен Олбрайт, бывший государственный секретарь США, на международном конгрессе по Холокосту в 1999 году, где я представлял Государственную думу, поставила вопрос следующим образом: евреи всего мира должны, дескать, получить компенсацию не только от Германии, но и от «тоталитарного режима Советского Союза», поскольку они, мол, дважды пострадали — и от нацизма, и от советского тоталитаризма. «Госпожа Олбрайт, — говорю ей, — вы долгие годы скрывали свое еврейское происхождение — это вопрос вашей совести. Но как компенсировать мне — человеку, потерявшему в 11 месяцев отца и мать, которая была репрессирована фашистскими захватчиками, за то, что она прятала у себя евреев в городе Одессе? И таких, как я, — осиротевших после 45-го года — у нас в стране 19 миллионов! Все мы должны получить компенсацию дважды — от Германии и СССР — за то, что нам нанесён ущерб! Я уже не говорю о 27 миллионах погибших!»
Но вернёмся к коллекции, — продолжает он, чуть успокоившись. — Гражданский кодекс РФ (ст. 234) гласит: приобретательская давность, в случае если физическое или юридическое лицо владеет вещью более пяти лет в открытом, непрерывном и добросовестном хранении, делает эту вещь собственностью этого человека или юридического лица. Коллекция хранится в открытом доступе в Эрмитаже с 1991 года. Свидетельством тому являются выставка этой коллекции в Эрмитаже в 1992 году , публикация каталога под редакцией на то время главного редактора издательства «РИМ-культура» Михаила Ефимовича Швыдкого, переговоры в 1993 году Комиссии по культуре Верховного Совета РФ и сенатской комиссии свободного ганзейского города Бремена, подкреплённые соответствующим протоколом».
Добавлю попутно, что часть коллекции выставлялась и в Москве, в зале на Делегатской улице, о чём рассказали нам хранители «РОСИЗО». Так что Швыдкой попросту лжёт, утверждая, что коллекция все эти годы находилась в закрытом фонде Эрмитажа. Вторил ему в ходе недавней передачи на РТР и обозреватель Л. Радзиховский, сморозивший явную глупость: руководители СССР, заявил он, боялись (!) выставлять коллекцию на всеобщее обозрение. Ну да, выиграть войну не побоялись, а вот показать коллекцию, дескать, струхнули!
На часах начало четвёртого, но ответного факса нет. «Едем на Петровку самостоятельно», — решает Губенко. В «РОСИЗО» вахтёры беспрепятственно пропускают Губенко наверх, к заместителю директора. «Коллекция на месте, — бодро рапортует заместитель. «Слово чести?» — спрашивает Губенко. «Да, — потупив взор, ответствует заместитель по имени Александр Николаевич. — «Просто мы не можем её открыть, поскольку наши хранители работают в другом помещении, на Профсоюзной. Завтра, в 13 часов вы сможете её посмотреть».
На самом деле Швыдкой готовил нечто вроде пощечины для Губенко. Вы просили гласности в этом деле, рассуждал хитроумный министр. Ну что же, она будет. Только не для вас.
И Швыдкой устроил просмотр для депутатов вечером 17 марта. Приглашал он по телефону и Геннадия Райкова, руководителя фракции «Народный депутат» и председателя одноименной партии. Но здесь случилась досадная осечка. «Зачем мне смотреть то, в чём я ничего не понимаю? — громыхал Райков в ответ. — Пусть смотрят эксперты. А у меня одна цель: снять вас с поста министра и лишить лицензии на появление на нашем ТВ!». Явно обескураживающий для Швыдкого конец разговора.
На следующий день, во вторник, в час дня встречаемся у входа в «РОСИЗО». Журналисты, телекамеры, заметно нервничающие сотрудники хранилища... Входим в святая святых — зал, где с 13 марта хранится бесценная коллекция Балдина. Идеально, с немецкой тщательностью и аккуратностью упакованные немецкой фирмой «Хаускамп» (!) ящики с шедеврами величайших художников мира. Сотрудники музея вскрывают выбранный Губенко произвольно один из ящиков. Смотрим первый, второй, третий рисунки... На лицах присутствующих — подобающее случаю волнение от лицезрения уникальных, удивительных произведений. Штампы Бременского Кунстхалле разной величины и, что не исключено, проставленные в разное время. На одном из рисунков — немецкого художника Шёнфельда — вообще нет никакого штампа. «Таких работ — вовсе на атрибутированных, — поясняет Николай Губенко, — всего в этой коллекции 64 единицы». Составляется акт об осмотре, в котором расписываются Николай Губенко, его эксперты и сотрудники хранилища.
Уже днём к Губенко поступает письмо первого заместителя Генерального прокурора РФ Юрия Бирюкова…
Атака министра культуры Швыдкого на национальное достояние России отбита. Пока».