В ожидании выборов президента самое время подумать о будущей экономической политике. В чём-то, конечно, она предопределена. Например, заданы основы промышленной политики, дальнейшее развитие государственных корпораций в ряде важнейших отраслей экономики.
Тут самые начала положены в последние год-два, надо только твёрдо двигаться дальше.
Но есть и такие сферы, где фундаментальные основы ещё отсутствуют. Мы имеем а виду прежде всего, политику цен.
Это стало кристально ясно не только в связи с длительными безуспешными попытками Министерства финансов и Центрального банка опустить годовую инфляцию ниже 10 процентов, но особенно по случаю полной неспособности справиться со взлётом продуктовых цен осенью 2007 года.
Неправильный
диагноз
Политика цен провалилась, потому что строилась на неправильном диагнозе и ошибочных методах лечения. Достаточно послушать лекции Алексея Кудрина в Высшей экономической школе, чтобы понять, в чём причина провалов министерства, которым он руководил все последние годы.
Объяснение инфляции Кудриным сугубо монетаристское – переполнение деньгами каналов обращения. В классических инфляциях прошлого переизбыток денег чаще всего происходил от дефицитного финансирования госбюджета денежной эмиссией, не покрытой доходами. К текущей ситуации в России этот диагноз не подходит, т.к. все последние годы госбюджет имеет профицит – доходы государства существенно превышают его расходы.
Соответственно меняется и монетаристское объяснение — теперь это наплыв излишней валютной массы из-за границы, вызванный профицитом платёжного баланса. Это знаменитые нефтедоллары, т.е. долларовая выручка нефтяных концернов, ввезённая в страну и обмененная на рубли. Что эти дополнительные деньги непосредственно идут не в наличные деньги (нал), а на счета в банках, не меняет дела, т.к. они становятся той самой базой для кредитной эмиссии. Через банковские кредиты нефтедоллары уже в виде рублей растекаются по экономике, создавая дополнительный рыночный спрос.
Такой механизм действительно существует, и весь вопрос в том, как с ним быть. Ничего трагического в самом факте нет. В рыночной экономике превышение денежного спроса над предложением – рядовое явление. Нормальная на него реакция – рост предложения и восстановление рыночного равновесия. Но в России рынок, как говорится, с причудами. Экономика не успевает за спросом. О причинах этой деформации мы ещё поговорим. Но сначала посмотрим, какое лечение прописывает Кудрин. Нигде в его лекциях мы не найдём указаний на то, как стимулировать предложение, т.е. прежде всего производство товаров и услуг. И, напротив, всё внимание сосредоточено на том, как сократить спрос.
Скажут: производство — это не сфера деятельности Министерства финансов, его дело – верстать бюджет, следить за его исполнением, за сбором налогов и правильным распределением средств. Неверно. За этим ведомством также выработка и осуществление финансовой политики, через которую оно призвано влиять на ход экономического развития. Сводить сальдо-бульдо – этого мало, это устарелый, столетней давности взгляд на функции Министерства финансов.
У самого Минфина (как правило, совместно с другими ведомствами) есть несколько возможностей активно влиять на ускорение роста производства. Это прежде всего понижение ставок налогообложения бизнеса, как крупного, так и мелкого. Это также в последнее время выделение средств из Стабилизационного фонда на инвестиционные цели: либо прямо на инвестиционные проекты, либо косвенно через кредиты банковской системы. Однако во всех случаях, когда такие предложения возникали, они неизменно встречали возражения Минфина и проходили только при яростном сопротивлении с его стороны.
Могут возразить – экономика в последние годы и так росла достаточно быстро и в подгонялах не нуждалась. Ежегодный прирост ВВП в 7 процентов — это действительно быстро. Но если так, то как быть с тезисом, что экономика отстаёт от спроса? Получается, что подгонять производство всё же требуется. А ускорять – значит перегревать экономику, подстёгивать инфляцию. Логика, кажется, зашла в тупик.
Выход из тупика
Динамика суммарного объёма производства товаров и услуг измеряется ВВП в неизменных ценах, а динамика конечного денежного спроса тем же ВВП, но в текущих ценах. Соотношение между приростом денежного спроса и объёмом производства показывает средний рост цен в экономике, т.е. уровень инфляции. Чем больше разрыв между ними, тем выше инфляция. За четыре года – с 2002 по 2006-й – денежный спрос ежегодно возрастал на 25,4 процента, тогда как объём продукции — на 7 процентов. В результате среднегодовая инфляция в эти годы составляла 17,2 процента. В прошлом, 2006 году, она снизилась незначительно – до 16,2 процента. Заметьте, эти данные выше тех, которые приводит Росстат, потому что он пользуется более выгодным для правительства индексом потребительских цен. Мы же опираемся на дефлятор ВВП, который даёт более правильное и полное представление не только о потребительских, но и всех других ценах. Как мы уже писали в одной из предыдущих статей, Росстат существенно занижает инфляцию. В прошлом году, по его данным, она была всего 9 процентов, а в 2007 году 11—11,5 процента.
Можно в чём-то понять Кудрина. Зная действительные размеры роста цен, он мог всерьёз опасаться и вовсе выпустить инфляцию из-под контроля и потому придерживался пассивной политики.
Именно он убедил президента в том, что надо изымать из обращения все излишки нефтедолларов, направляя их в «неприкосновенный» Стабфонд, или стерилизуя их, выражаясь финансовым языком. Правда, возникает вопрос: если так, то почему он не изымал больше, допустив столь быстрый рост совокупного денежного спроса?
Кудрин ответит, что виноват не он, а ещё старое правительство Фрадкова, которое навязало ему чересчур низкие нормы отчисления в Стабфонд долларов от экспорта нефти. И будет не прав, потому что у финансовых властей достаточно других рычагов изъятия денег из обращения (например, повышение обязательного минимума банковских резервов, рост продаж на денежном рынке краткосрочных бумаг казначейства).
Курица или яйцо?
Старый спор: что предшествует чему, курица яйцу или яйцо курице, – имеет прямое отношение к деньгам и ценам. Монетаристы утверждают, что первичны деньги – чем их больше, тем выше цены. Но закономерен и такой вопрос: а сколько денег требуется для обслуживания экономики? Ответ на него дан ещё двести лет назад и определён формулой:
Д = Т х Ц : Ск,
Где: Д – количество денег,
Т – количество товаров,
Ц – цены,
Ск – скорость обращения денег,
х — знак умножения,
: — знак деления.
Из этой формулы следует, что, чем выше цены, тем больше требуется денег. Например, если цены выросли по какой-либо причине, то количество денег должно возрасти, чтобы сохранялось рыночное равновесие. Но так бывает не всегда.
Осень этого года в России наглядно иллюстрирует, о чём идёт речь. Торговые и продовольственные компании резко повысили цены на продуты питания. В результате спрос на деньги тоже круто увеличился, и денег в обращении стало не хватать. Для этого были и иные причины, но внезапный скачок цен был одной из главных. Получился конфуз: Кудрин, ещё недавно публично объяснявший повышение цен переизбытком денег, неожиданно для себя самого оказался перед кризисом денежной ликвидности.
Для рядового читателя кризис ликвидности – пустая абстракция, пока ему не перестают выдавать зарплату или пенсию, ссылаясь на отсутствие денег в банке. Представьте себе, что такое случилось бы в разгар предвыборной кампании или накануне выборов. Скандал был бы похлеще скачка цен. О такой опасности правительство благоразумно промолчало, пока тот же Кудрин на встрече с президентом перед самыми выборами не объявил как-то скороговоркой, что для борьбы с неликвидностью из Стабфонда выделяются 300 миллиардов рублей на нужды госкорпораций.
В последующие дни никто эту тему больше не поднимал, а между тем за ней скрывается любопытная история. Оказывается, начиная с августа резко замедлился, а в октябре упал до нуля прирост активов российской банковской системы. Началось и абсолютное сокращение депозитной базы банков. Проще говоря, денежное обращение перестало увеличиваться, причём в то самое время, когда денег требовалось всё больше. Чтобы ослабить удар, банки, явно по наущению властей, стали усиленно сбрасывать свои вложения в ценные бумаги, освобождая денежные средства для обслуживания предприятий и учреждений. Только за октябрь было сброшено таких ценных бумаг на 277 миллиардов рублей. Но это не остановило кризис. И тогда президент велел Кудрину выделить 300 миллиардов из Стабфонда на затычку банковской дыры.
Главный урок
Но это лишь одна сторона дела. Главный же урок в другом:
1. В конкретной нынешней ситуации денежные рычаги в борьбе с инфляцией заведомо неэффективны.
2. Цены растут независимо от того, много денег в обращении или мало.
3. Основной движущей силой постоянного роста цен является монополистическая структура экономики и создаваемая ею прочная инфляционная инерция.
4. Чтобы успешно бороться с инфляцией, надо настроить государственную политику на активное противостояние монополиям.
Казалось бы, легче всего справляться с естественными монополиями – РАО «ЕЭС», «Газпром», «РАО Железные дороги», которые находятся под контролем государства. Между тем именно от них исходит значительная часть инфляционной инерции. Свои цены и тарифы они повышают ежегодно, причём не менее чем на 25—30 процентов, т.е. намного быстрее общего темпа инфляции. Правительство редко противостоит этим требованиям и чаще всего штампует их запросы. Между тем исходящий от них ценовой шок кругами расходится по всей экономике, повышая издержки производства практически всех видов продукции.
Говорят, без этого нельзя профинансировать модернизацию существующих и строительство новых электростанций, освоение новых месторождений газа, развитие и модернизацию железных долог. Но спрашивается: почему для этого недостаточно прибыли и амортизации самих этих мощнейших концернов? Видимо, что-то коренным образом неправильно в структуре доходов и расходов наших естественных монополий, если они неспособны к самофинансированию. И раньше, чем определять их новую ценовую политику, надо было бы тщательно разобраться в этом вопросе и постараться отладить механизм максимально возможного самофинансирования.
Ещё сложнее, однако, проблема прочих промышленных и торговых монополий. Недавний кризис продуктовых цен ещё раз наглядно показал, насколько беспомощна наша антимонополистическая политика. На этот раз соответствующая государственная служба, обнаружив лежащий на поверхности факт олигополистического господства на рынках молока и подсолнечного масла, не сделала из этого ровно никаких принципиальных выводов. И никто их от неё не потребовал. А в предвыборной кампании о монополиях не было сказано ни одного громкого, негодующего слова.
Между тем выработка эффективной, далеко идущей антимонопольной политики цен должна стать одним из центральных программных пунктов нового правительства.
С чего начать?
Для начала сформулируем несколько исходных положений, отражающих реалии нашей высокомонополизированной, но всё же рыночной экономики. В рамках такой системы нечего и думать о достижении полной стабильности цен. Пока цены устанавливаются частными компаниями, а не государством, они обязательно будут колебаться с тенденцией к постоянному росту. Инфляционная инерция как бы вплетена в систему монопольного господства на рынках. Свободная конкуренция на них отсутствует, и цены здесь снижаются редко, лишь в порядке исключения. В экономической теории её называют «односторонней жёсткостью цен». Это явление существует во всех индустриально развитых странах, и с ним редко борются.
Особенность России в том, что у нас, во-первых, розничные цены на потребительские товары чрезмерно высоки сравнительно с ценами производителей и средней заработной платой, и, во-вторых, они растут скачками, намного быстрее, чем на Западе. Например, в 2007 году в США и Западной Европе годовая инфляция потребительских цен составляет 3 процента, а в России (по официальным данным) 11—12 процентов – вчетверо быстрее. Бороться надо в первую очередь именно с этими двумя эксцессами.
Российские эксцессы
Эти крайности в нашем капитализме сложились от того, что с самого начала предприниматели не были ограничены в нормах рентабельности ни полноценной конкуренцией, ни государственным регулированием. Рынок они понимали главным образом как свободу назначать цены, обеспечивающие им максимальную прибыль. Наш капитализм в отличие от западного не прошёл длительной школы конкурентной борьбы, которая, давая каждому капиталисту право стремиться к максимальной прибыли, приучает его в массе своей довольствоваться лишь средней для каждого рентабельностью.
Помню, как при мне ещё в 90-х годах яростно спорили две предпринимательницы: одна из США, владелица обувного магазина из Бруклина, другая – участница московской фирмы, торговавшей новомодными тогда мобильными телефонами. Первая радовалась прибыли в 7 процентов от продаж, вторая же презрительно фыркала, утверждая, что не станет работать меньше, чем из ста процентов. Она не была тогда исключением.
Десять лет спустя средняя рентабельность по продажам промышленных компаний в России составляет 15—20 процентов, в США – 7—10 процентов, т.е. у нас вдвое выше. Сказывается поведенческая традиция российского капитализма, но есть и другие причины. Работая на узкий внутренний рынок, наш капитализм требует более высокой прибыли на единицу продукции. Узость рынка в свою очередь определяется низкой оплатой рабочей силы. Таков один из заколдованных кругов российской экономики.
Сама по себе экономика не скоро вырвется из этой ловушки. Требуется вмешательство государства, по крайней мере временное, которое помогло бы сломать монопольные эксцессы. Наши неолибералы в правительстве категорически против регулирования цен, считая, что оно только усугубит проблему. Но регулирование регулированию рознь. Замораживание цен – крайняя мера, применимая лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Но есть и другие, более долговременные и достаточно гибкие меры ценовой политики, которые вполне применимы в наших условиях.
Последний ценовой кризис подтвердил, что главными непосредственными причинами дороговизны служат два фактора: чрезмерная доля прибыли в цене производителей и большие торговые наценки сетевых компаний и многочисленных посредников. Эффективная ценовая политика должна быть направлена на ограничение этих факторов.
Государству следовало бы ввести определённые максимальные пределы допустимой удельной прибыли в цене товара. Эти пределы могут варьироваться по отраслям и товарам с учётом различий в реальных рентабельностях. При превышении предельных норм образующаяся сверхприбыль облагалась бы резко повышенным налогом, например, в 50, а то и больше процентов, т.е. в два-три раза больше, чем обычный налог на прибыль. Предполагается, что эта мера будет способствовать снижению цен там, где прибыль сейчас слишком высока, и сократит заинтересованность в максимизации прибыли путём вздувания цен.
Максимальные пределы надо бы установить и для торговых наценок. Только в этом случае ограничивать следует совокупную наценку всех посредников в торговле данным товаром. Возможно, что таким путём удастся не только сократить непомерные накрутки индивидуальных посредников, но и урезать нынешнюю практику создания цепочки фиктивных посредников, каждый из которых добавляет своей накруткой к розничной цене.
Наконец, следовало бы установить максимальные пределы повышения цен товаров в течение данного года в процентах к предыдущему с соответствующими налоговыми санкциями в случае превышения.
Для осуществления таких мер и проведения политики цен потребовалось бы создание специального федерального комитета или службы. Учреждения такого рода не раз появлялись в индустриально развитых государствах, когда стихия цен по тем или иным причинам выходила из-под контроля рыночных сил. Регулирование цен всегда носило временный характер и отменялось, когда ситуация с ценами приходила в норму. В России её надо бы сохранять в силе, пока годовая инфляция не снизится, скажем, до 4 – 5 процентов.
Предвижу возражения и справа, и слева. Неолибералы скажут, что нарушение рыночных принципов не приведёт ни к чему хорошему. Но неоклассическая теория не только допускает, но и прямо рекомендует государственное вмешательство, когда рынок не срабатывает. Это понимает даже такой крайний рыночник, как президент США Джордж Буш-младший. На днях он лично вмешался в ход ипотечного кризиса в своей стране, «уговорив» банки отменить скользящий процент по ипотеке, грозивший массовыми банкротствами американских домовладельцев. Самостоятельно экономика с этим кризисом справиться не смогла. Неплохой урок для наших неолибералов.
Слева мне скажут, что пора отказываться от полумер и переходить к дроблению монополий, либо, ещё лучше, к их национализации. Отвечу так. Дробление монополий на отдельные предприятия не отменит нужды в ценовой политике, т.к. инфляция от такого дробления сама по себе не исчезнет.
Национализация отдельных концернов тоже мало что изменит. Разве бензин у нас подешевел от того, что «ЮКОС» Ходорковского сменился на государственную «Роснефть»? Предлагать же общую национализацию — значит предлагать социализм. Но это не для нынешней вполне капиталистической власти.
Мы же только хотим показать, что справляться с инфляцией в определённых пределах можно и при капитализме. Но для этого путь Кудрина никуда не годится, а нужна совсем другая ценовая политика.
Станислав МЕНЬШИКОВ
Амстердам.