После Александра Сергеевича Пушкина поэты в России получили особый статус. Даже в сфере государственного строительства. Почему? Потому что поэт способен показать то, что не доступно прозаику, публицисту, журналисту и тем более чиновнику, говорящему и пишущему на сухом административном языке. Но! После Александра Сергеевича и убивать поэтов в России — уже чуть ли не традиция. Почему? Потому что у лиц, стремящихся доминировать, честность поэтического слова, его способность доходить до самого сердца и мотивировать людей на действия вызывают лютую зависть, злобу и желание поэта «закрыть».
Каждую презентацию возрождённого в 2006 году альманаха «День поэзии. ХХI век» его главный редактор Андрей Шацков начинает своим стихотворением «Плач по российским поэтам». Поэтические потомки Александра Сергеевича невольно думают о своих поэтических предках. Невольно «примеряя» их участь к своей жизни. Кто-то уже готов, кто-то ещё боится. Последние не публикуют «опасных» стихов и постепенно уходят из поэзии.
Но есть поэты, которые знают о своём предназначении – писать, печататься и открыто читать стихи людям. Они пишут, идут к микрофонам и открыто читают. Не страшась осуждений, обвинений, наскоков и прочих действий лиц, стремящихся доминировать. Именно такие поэты становятся авторами «Дня поэзии».
Юбилейный — 10-й по счёту — возрождённый альманах «День поэзии. ХХI век» (2015—2016) вышел в свет весной этого года при содействии литературного фонда «Дорога жизни» (Санкт-Петербург), которым руководит поэт, лауреат премии Правительства России Дмитрий Мизгулин.
Чем запомнится выпуск?
Каждую презентацию возрождённого в 2006 году альманаха «День поэзии. ХХI век» его главный редактор Андрей Шацков начинает своим стихотворением «Плач по российским поэтам». Поэтические потомки Александра Сергеевича невольно думают о своих поэтических предках. Невольно «примеряя» их участь к своей жизни. Кто-то уже готов, кто-то ещё боится. Последние не публикуют «опасных» стихов и постепенно уходят из поэзии.
Но есть поэты, которые знают о своём предназначении – писать, печататься и открыто читать стихи людям. Они пишут, идут к микрофонам и открыто читают. Не страшась осуждений, обвинений, наскоков и прочих действий лиц, стремящихся доминировать. Именно такие поэты становятся авторами «Дня поэзии».
Юбилейный — 10-й по счёту — возрождённый альманах «День поэзии. ХХI век» (2015—2016) вышел в свет весной этого года при содействии литературного фонда «Дорога жизни» (Санкт-Петербург), которым руководит поэт, лауреат премии Правительства России Дмитрий Мизгулин.
Чем запомнится выпуск?
Во-первых, тем, что посвящён он 220-летию Александра Грибоедова, 200-летию Петра Ершова, 120-летию Сергея Есенина, 100-летию Маргариты Алигер, 100-летию Михаила Матусовского, 100-летию Константина Симонова и 80-летию Николая Рубцова. Наследие классиков осмыслено литературоведами нашего времени — Львом Аннинским, Валерием Дударевым — выпускающим главным редактором альманаха, Геннадием Красниковым — председателем его редколлегии, Сергеем Мнацаканяном, Дмитрием Шеваровым. О 110-летии поэта-балтийца Юрия Инге говорит внучка поэта Мария Инге-Вечтомова. Интересен новый взгляд Марианны Галиевой на пересечение творческих судеб Сергея Есенина и Николая Рубцова.
Традиционно в альманахе — более 100 подборок ведущих современных поэтов России. Живущих в двух столицах, в Воронеже, Брянске, Тюмени, Нижнем Новгороде (эти города можно считать «опорным краем» поэтической России), а также в других городах и весях нашей страны и даже в русскоязычной загранице.
В предисловии главный редактор альманаха, поэт, лауреат премии Правительства России Андрей Шацков рассказывает: «21 марта 2006 года на круглом столе «служителей Эвтерпы», проведённом в стенах Министерства культуры Российской Федерации, возглавляемого тогда замечательным человеком —
Александром Соколовым, с которым мне посчастливилось работать рядом в качестве референта , единодушно прозвучало настоятельное пожелание собравшейся поэтической «элиты» возродить знаковый альманах. В 2006-м, в год 50-летия выхода первого номера, «День поэзии» снова появился на свет под попечительством президента ассоциации «Лермонтовское наследие» М.Ю. Лермонтова...
Особенностью нынешнего «Дня поэзии» является то, что он вышел как бы дополнительным — тринадцатым номером популярного журнала «Юность», как выходил чуть раньше из недр журналов «Нева» (Санкт-Петербург), «Север» (Петрозаводск), «Подъём» (Воронеж). Как же я благодарен коллективам этих популярных изданий и их главным редакторам — поэтам, уже навсегда прописанным и в клубе главных редакторов альманаха!».
Альманах перешёл рубеж 10-летия, и есть надежда, что «пойдёт» дальше.
Можно поговорить о поэзии в целом.
Перенесёмся в пушкинское время и зададимся вопросом: мог ли Александр Сергеевич стать «первым поэтом России» без поэтической школы? Не исключено — Пушкин жаждал знаний и всю жизнь занимался самообразованием. А другие – пусть не «первыми» — просто поэтами? Возможно, могли.
Тогдашняя власть, понимая насколько пииты нужны государству, озаботилась их воспитанием. В Царскосельском лицее занятия словесностью были обязательными. Вот выдержка из раздела Устава лицея «Изящные письмена, или словесность»: «...руководствуя воспитанников в словесности, профессор должен тщательно избегать «пустых школьных украшений» и, занимая воспитанников предметами, «возрасту их сообразными», прежде заставлять их мыслить, а потом искать выражения этих мыслей в слове и никогда не терпеть, чтобы они употребляли слова без ясных идей». А вот воспоминания лицеиста Ивана Пущина: «Как теперь вижу тот послеобеденный класс Кошанского (Н.Ф. Кошанский, профессор российской и латинской словесности), когда, окончив лекцию несколько раньше урочного часа, профессор сказал: «Теперь, господа, будем пробовать перья: опишите мне, пожалуйста, розу стихами».
На уроке литературы в современной школе такое возможно? Ответ однозначен.
Почему?
Почему поэзии не учат, почему многие считают её хобби, отдохновением для души? А некоторые — развлечением? Почему нынешняя власть не заботится о воспитании поэтов, а людей, в поэзии уже состоявшихся, способных «вести» учеников, оставляет «один на один» с собой?
Неужели в нынешней власти только единственный чиновник — экс-министр культуры Александр Сергеевич Соколов — способен был понять смысл и назначение поэзии? И дать команду — возродить «День поэзии»?
Возродили! Отметили юбилей!
Пора приступать к возрождению правильного отношения к поэзии.
На всех уровнях.
Владимир Хохлев. Санкт-Петербург.
Первая презентация «Дня поэзии. 2015–2016» была проведена 26 апреля в подмосковном городе Балашиха, в Центральной городской библиотеке, носящей имя им. Ф.И.?Тютчева. Повидавшие виды её работники были поражены количеством молодёжи, пришедшей на поэтическую встречу с известными поэтами Юрием Ряшенцевым и Андреем Шацковым, которым помогала местная жительница – постоянный автор альманаха Валентина Коростелёва. Состоялся содержательный разговор о поэзии, её значимости для современников. Звучали новые стихи авторов. На следующий день в читальном зале из рук в руки переходил экземпляр альманаха, подаренный библиотеке.
Может быть, интерес к настоящей поэзии всё-таки возвращается?
Наталия Крылова, учёный секретарь МБУК ЦБС им. Ф.И. Тютчева.
Балашиха.
Александр НОВОПАШИН
Родился в Тюмени в 1959 году. Работал на стройке плотником-бетонщиком в Нижневартовске. После окончания Тюменского госуниверситета по специальности «филология» был редактором городской газеты «Варта». Избирался депутатом, трудился в различных органах власти. Последние годы работает в правительстве Тюменской области, возглавляет департамент информационной политики.
Автор нескольких поэтических сборников.
В альманахе «День поэзии. XXI век» публикуется впервые.
НОВОГОДНЯЯ
ВАХТА
Казалось, тайга расступилась
в испуге
Вокруг буровой,
Когда вертолет,
задрожав от натуги,
Завис над травой.
Упругие лопасти резали воздух,
Густой от жары.
Я вспомнил,
как падали льдинками звезды
Взамен мишуры.
Вдвойне хороша новогодняя вахта,
Вдвойне тяжела.
И спит у балка обессиленный
трактор,
А дома — жена.
Поют дизеля, и гремит над тайгою
Курантовый бой.
И, словно на ёлке, горят надо мною
Огни буровой.
Может быть, интерес к настоящей поэзии всё-таки возвращается?
Наталия Крылова, учёный секретарь МБУК ЦБС им. Ф.И. Тютчева.
Балашиха.
Александр НОВОПАШИН
Родился в Тюмени в 1959 году. Работал на стройке плотником-бетонщиком в Нижневартовске. После окончания Тюменского госуниверситета по специальности «филология» был редактором городской газеты «Варта». Избирался депутатом, трудился в различных органах власти. Последние годы работает в правительстве Тюменской области, возглавляет департамент информационной политики.
Автор нескольких поэтических сборников.
В альманахе «День поэзии. XXI век» публикуется впервые.
НОВОГОДНЯЯ
ВАХТА
Казалось, тайга расступилась
в испуге
Вокруг буровой,
Когда вертолет,
задрожав от натуги,
Завис над травой.
Упругие лопасти резали воздух,
Густой от жары.
Я вспомнил,
как падали льдинками звезды
Взамен мишуры.
Вдвойне хороша новогодняя вахта,
Вдвойне тяжела.
И спит у балка обессиленный
трактор,
А дома — жена.
Поют дизеля, и гремит над тайгою
Курантовый бой.
И, словно на ёлке, горят надо мною
Огни буровой.
САНКИ
Ах, как захватывало дух,
Когда с горы летел на санках!
И струйками стекал испуг
На потный лоб из-под ушанки.
Вослед свистели пацаны,
Хлестали по щекам метели...
Мы жизнь длинною в полстраны
В одно мгновенье пролетели.
Ах, как захватывало дух,
Когда с горы летел на санках!
И струйками стекал испуг
На потный лоб из-под ушанки.
Вослед свистели пацаны,
Хлестали по щекам метели...
Мы жизнь длинною в полстраны
В одно мгновенье пролетели.
БРИГАДА
Спасибо вам, мои друзья,
Моя рабочая бригада
За слово жесткое «нельзя»,
За слово праведное «надо».
За грубоватый юморок,
За комсомольскую лопату,
Которую с трудом я смог
Воткнуть в густой бетон когда-то.
Тебе спасибо, бригадир,
Что не давал Студенту спуску,
Кувалду в складе находил
Вполне по силам и по вкусу...
Рабочий университет,
Негромкая мужская дружба.
В твоей житейской простоте
Моя опора и оружье.
Спасибо вам, мои друзья,
Моя рабочая бригада
За слово жесткое «нельзя»,
За слово праведное «надо».
За грубоватый юморок,
За комсомольскую лопату,
Которую с трудом я смог
Воткнуть в густой бетон когда-то.
Тебе спасибо, бригадир,
Что не давал Студенту спуску,
Кувалду в складе находил
Вполне по силам и по вкусу...
Рабочий университет,
Негромкая мужская дружба.
В твоей житейской простоте
Моя опора и оружье.
СТАРЫЙ ДОМ
Это всё, что от детства
осталось —
Только старый заброшенный дом,
Сквозняков вековая усталость
Да крапива за ветхим углом.
В сенках громко
скрипят половицы,
Печь белёная в окна глядит.
Ей ночами по-прежнему снится,
Как огонь полыхает в груди.
Это всё, что от детства
осталось —
Только старый заброшенный дом,
Сквозняков вековая усталость
Да крапива за ветхим углом.
В сенках громко
скрипят половицы,
Печь белёная в окна глядит.
Ей ночами по-прежнему снится,
Как огонь полыхает в груди.
НЕФТЯНЫЕ КАЧАЛКИ
Лбом с размаху что есть силы,
На коленях поклоны творя,
Нефтяные качалки молились
На бескрайних снегах января.
И Земля отдавала из сердца
Чёрной нефти дремучую кровь.
Лишь качалки,
не в силах согреться,
В ноги кланялись ей вновь и вновь.
* * *
Идёт бетон — машина за машиной,
Вибрирует опалубка, скрипя.
Работают на Севере мужчины
Не только ради длинного рубля.
Борт поднятого кузова распахнут.
На землю рухнул лавою бетон.
И мы вонзаем острые лопаты,
Лавируя на кузове крутом.
Пусть будет крепок
будущий фундамент,
Пусть будет чист и светел
новый дом,
Наполнен счастьем,
светом и цветами,
Пусть Родиною пахнет этот дом!
Уйдёт, газнув, последняя машина
В багровый сумрак гаснущего дня.
Работают на Севере мужчины
Не только ради длинного рубля!
Лбом с размаху что есть силы,
На коленях поклоны творя,
Нефтяные качалки молились
На бескрайних снегах января.
И Земля отдавала из сердца
Чёрной нефти дремучую кровь.
Лишь качалки,
не в силах согреться,
В ноги кланялись ей вновь и вновь.
* * *
Идёт бетон — машина за машиной,
Вибрирует опалубка, скрипя.
Работают на Севере мужчины
Не только ради длинного рубля.
Борт поднятого кузова распахнут.
На землю рухнул лавою бетон.
И мы вонзаем острые лопаты,
Лавируя на кузове крутом.
Пусть будет крепок
будущий фундамент,
Пусть будет чист и светел
новый дом,
Наполнен счастьем,
светом и цветами,
Пусть Родиною пахнет этот дом!
Уйдёт, газнув, последняя машина
В багровый сумрак гаснущего дня.
Работают на Севере мужчины
Не только ради длинного рубля!
* * *
Вросший по самые окна
В землю, покрытую льдом,
Смотрит мне в душу безмолвно
Старый заброшенный дом.
Хлопают ставни по ветру,
Стёкла туманит мороз...
Скоро мы с домом, наверно,
Станем похожи до слёз.
Вросший по самые окна
В землю, покрытую льдом,
Смотрит мне в душу безмолвно
Старый заброшенный дом.
Хлопают ставни по ветру,
Стёкла туманит мороз...
Скоро мы с домом, наверно,
Станем похожи до слёз.
* * *
Стихло в руке перо,
Строфы в пургу умчались.
А за окном мело,
И фонари качались.
В жёлтый дрожащий круг
С неба мечты летели.
Помню слияние губ
И торжество метели.
Всё унеслось, прошло.
Вроде и не встречались...
А за окном мело,
И фонари качались.
Стихло в руке перо,
Строфы в пургу умчались.
А за окном мело,
И фонари качались.
В жёлтый дрожащий круг
С неба мечты летели.
Помню слияние губ
И торжество метели.
Всё унеслось, прошло.
Вроде и не встречались...
А за окном мело,
И фонари качались.
* * *
Возьмите, хлопцы, яблочко
С собою на дорожку —
Давала в руки бабушка
Нам счастья понемножку.
И добротою праведной
Лучился её взгляд...
А мы идём неправильно
И не хотим назад.
Возьмите, хлопцы, яблочко
С собою на дорожку —
Давала в руки бабушка
Нам счастья понемножку.
И добротою праведной
Лучился её взгляд...
А мы идём неправильно
И не хотим назад.
ПЕЛЬМЕНИ ИЗ ТЮМЕНИ
От Москвы до Тюмени,
У кого ни спроси,
Уважает пельмени
Народ на Руси.
С молоком и под водку,
Наперчив дочерна,
Уплетает в охотку
Их без счёта страна...
Скучно русским без санкций
И падений рубля.
Проживём и без акций,
Без пельменей — нельзя!
От Москвы до Тюмени,
У кого ни спроси,
Уважает пельмени
Народ на Руси.
С молоком и под водку,
Наперчив дочерна,
Уплетает в охотку
Их без счёта страна...
Скучно русским без санкций
И падений рубля.
Проживём и без акций,
Без пельменей — нельзя!
Сергей Козлов
Родился в Тюмени в 1966 году. Служил в армии, окончил истфак Тюменского государственного университета. Больше тяготеет к прозе (написано около 10 книг), но и о поэзии не забывает. Преподавал на кафедре журналистики Югорского госуниверситета. Возглавлял окружную газету «Новости Югры», а потом журнал «Югра». По повести Сергея Козлова «Мальчик без шпаги» режиссёром К. Одеговым снят фильм «Наследники». Лауреат многих российских литературных премий.
В настоящее время избран депутатом Тюменской областной Думы пятого созыва.
В альманахе «День поэзии. XXI век» печатается с 2010 года.
В настоящее время избран депутатом Тюменской областной Думы пятого созыва.
В альманахе «День поэзии. XXI век» печатается с 2010 года.
* * *
Как будто поперчили стаей галок
В апреле прелом небо. И устало
Вздохнёт земля,
стряхнув последний снег.
Весна, а я по-зимнему поник,
В шкафу сложила крылья стая книг,
И выветрился дух библиотек.
Как будто поперчили стаей галок
В апреле прелом небо. И устало
Вздохнёт земля,
стряхнув последний снег.
Весна, а я по-зимнему поник,
В шкафу сложила крылья стая книг,
И выветрился дух библиотек.
Притих Вивальди.
Только старый клён
Альтом тягучим кем-то наделён,
На нём фальшивит ветер по ночам.
И дом плывёт по океану луж
В галактики мерцающую глушь,
Всю Землю за собою волоча…
Только старый клён
Альтом тягучим кем-то наделён,
На нём фальшивит ветер по ночам.
И дом плывёт по океану луж
В галактики мерцающую глушь,
Всю Землю за собою волоча…
Когда погаснут окна, фонари,
Ударится с размаху в край зари.
Ни с компасом,
ни с ветром не в ладу.
Поверю сам себе, что я не трус,
Ведь я еще не понял ночи вкус,
Окно открою, спрыгну на ходу…
* * *
Нет зимы, только хлипкая
хилая хмарь
Мучит небо завесою талого снега.
Нет надежды,
и как-то особенно жаль
Несчастливого дня.
По-весеннему пего,
Но по-зимнему кратко,
он в космос ушёл.
Не добавилось звёзд,
не убавилось боли.
Как мне было когда-то
с тобой хорошо!
Что такое когда-то?
Что не было что ли?
Ах, какая хандра в суете –
лишь держись!
Эх, какие ушли, не родившись, герои!
Я бы сел где-нибудь,
точно маленький принц,
И смотрел на цветок
и на свой астероид.
Ударится с размаху в край зари.
Ни с компасом,
ни с ветром не в ладу.
Поверю сам себе, что я не трус,
Ведь я еще не понял ночи вкус,
Окно открою, спрыгну на ходу…
* * *
Нет зимы, только хлипкая
хилая хмарь
Мучит небо завесою талого снега.
Нет надежды,
и как-то особенно жаль
Несчастливого дня.
По-весеннему пего,
Но по-зимнему кратко,
он в космос ушёл.
Не добавилось звёзд,
не убавилось боли.
Как мне было когда-то
с тобой хорошо!
Что такое когда-то?
Что не было что ли?
Ах, какая хандра в суете –
лишь держись!
Эх, какие ушли, не родившись, герои!
Я бы сел где-нибудь,
точно маленький принц,
И смотрел на цветок
и на свой астероид.
* * *
Если вдруг ты заставишь меня
Верить в то,
что любовь преходяща,
Станет город, как мёртвая чаща,
А костёр, как рисунок огня.
Станет ветер и будет стоять,
Не толкая унылое небо,
Был я здесь или,
может быть, не был,
Мне уже никогда не понять.
Пушкин в руки перо не возьмёт,
Не коснётся холста Боттичелли,
И в системе бесполых значений
Нерождённый Петрарка умрёт.
И пройдёт самый глупый парад:
Натюрморт, аппетит и карьера,
Вместо музыки будет фанера,
Вместо образа – чёрный квадрат.
Поколениям счет завершая
По замшелым могильным холмам,
Вырвет сердце от горя Адам,
Ибо ребра ему не мешают.
Пей же Евину хитрость и стать!
Эту жизнь без любви не приемлю.
Для чего нас сослали на Землю
Без тебя не дано мне понять.
Если вдруг ты заставишь меня
Верить в то,
что любовь преходяща,
Станет город, как мёртвая чаща,
А костёр, как рисунок огня.
Станет ветер и будет стоять,
Не толкая унылое небо,
Был я здесь или,
может быть, не был,
Мне уже никогда не понять.
Пушкин в руки перо не возьмёт,
Не коснётся холста Боттичелли,
И в системе бесполых значений
Нерождённый Петрарка умрёт.
И пройдёт самый глупый парад:
Натюрморт, аппетит и карьера,
Вместо музыки будет фанера,
Вместо образа – чёрный квадрат.
Поколениям счет завершая
По замшелым могильным холмам,
Вырвет сердце от горя Адам,
Ибо ребра ему не мешают.
Пей же Евину хитрость и стать!
Эту жизнь без любви не приемлю.
Для чего нас сослали на Землю
Без тебя не дано мне понять.
* * *
Осенний день. Природа неглиже.
И бег секунд не растянуть
до терций.
И ни во что не верится уже,
И лишь молитва согревает сердце.
Осенний день. Природа неглиже.
И бег секунд не растянуть
до терций.
И ни во что не верится уже,
И лишь молитва согревает сердце.
Златых одежд покровы уронив,
Стоят стыдливо русские берёзы.
А ветер тянет пасмурный мотив,
И почему-то выступают слёзы.
Стоят стыдливо русские берёзы.
А ветер тянет пасмурный мотив,
И почему-то выступают слёзы.
Недалеко холодные дожди
Идут, идут, идут, как сериалы.
Их за окном попробуй — пережди,
Не переключишь за окном каналы.
Но хочется еще чего-то ждать!
И душу вырвать прочь из коматоза.
Ведь осень — не причина умирать,
А время жить до первого мороза.
Идут, идут, идут, как сериалы.
Их за окном попробуй — пережди,
Не переключишь за окном каналы.
Но хочется еще чего-то ждать!
И душу вырвать прочь из коматоза.
Ведь осень — не причина умирать,
А время жить до первого мороза.
Зимнее утро
Мороз и дымка. Солнца мало.
Дома в тумане, как штрихи.
А у пивной – в глухом подвале –
Лежат убитые стихи.
И лишь одно стихотворенье,
Ждет неуместной рифмы — роз.
Обычно так – перед Крещеньем –
Строфа – метель, строфа – мороз.
Ещё ты дремлешь? Спи, родная.
Мы не поедем никуда.
Стихи сегодня убивают
Непрофильность и суета…
Грядёт Крещенье, к иорданям
Уже готовится народ.
А тут стихи — как ком в гортани —
И молча падают на лёд…
Мороз. Душа давно застыла.
А вдруг, как старый Новый год,
Уйдёт ямбическая сила,
И вместе с нею Русь уйдёт?..
И будут детям на ночь мамы
Читать лишь слоганы рекламы…
Мороз и дымка. Солнца мало.
Дома в тумане, как штрихи.
А у пивной – в глухом подвале –
Лежат убитые стихи.
И лишь одно стихотворенье,
Ждет неуместной рифмы — роз.
Обычно так – перед Крещеньем –
Строфа – метель, строфа – мороз.
Ещё ты дремлешь? Спи, родная.
Мы не поедем никуда.
Стихи сегодня убивают
Непрофильность и суета…
Грядёт Крещенье, к иорданям
Уже готовится народ.
А тут стихи — как ком в гортани —
И молча падают на лёд…
Мороз. Душа давно застыла.
А вдруг, как старый Новый год,
Уйдёт ямбическая сила,
И вместе с нею Русь уйдёт?..
И будут детям на ночь мамы
Читать лишь слоганы рекламы…
Андрей Шевцов
Родился в Тюмени в 1982 году.
Окончил Институт государства и права Тюменского государственного университета. Победитель Межрегионального поэтического конкурса «Светись, светись, далекая звезда…», посвященного 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова (Москва, 2014).
В альманахе «День поэзии. XXI век» публикуется впервые.
Родился в Тюмени в 1982 году.
Окончил Институт государства и права Тюменского государственного университета. Победитель Межрегионального поэтического конкурса «Светись, светись, далекая звезда…», посвященного 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова (Москва, 2014).
В альманахе «День поэзии. XXI век» публикуется впервые.
* * *
Летала панночка в гробу,
над берегом летала;
а я на глиняном горбу
рвал серьги краснотала;
потом сплавлялась по реке,
ловила щук на кашу;
а я, как палец на руке,
все прижимал Наташу;
втянула в «лодку» двух сомов,
забросив косы в воду;
а я, как уд среди умов,
молился богу Роду;
и ведьмы волосы, как смоль,
текли по водной глади;
а я златую канифоль
разглядывал и гладил;
макушки сосен на ветру
плескались в небе синем,
ключица ныла: поутру
в избу войдет Есенин,
духмяный Хлебников в печи
зашелестит дровами,
и древнерусские мечи
завоют комарами;
и Вий с Вийоном спляшут в такт,
и будет брага литься…
Я выйду на Тобольский тракт,
чтоб с кистенем родиться.
Летала панночка в гробу,
над берегом летала;
а я на глиняном горбу
рвал серьги краснотала;
потом сплавлялась по реке,
ловила щук на кашу;
а я, как палец на руке,
все прижимал Наташу;
втянула в «лодку» двух сомов,
забросив косы в воду;
а я, как уд среди умов,
молился богу Роду;
и ведьмы волосы, как смоль,
текли по водной глади;
а я златую канифоль
разглядывал и гладил;
макушки сосен на ветру
плескались в небе синем,
ключица ныла: поутру
в избу войдет Есенин,
духмяный Хлебников в печи
зашелестит дровами,
и древнерусские мечи
завоют комарами;
и Вий с Вийоном спляшут в такт,
и будет брага литься…
Я выйду на Тобольский тракт,
чтоб с кистенем родиться.
* * *
Тут облака, как кони…
Деревья — пауки.
(Вода подмыла корни
На берегу реки.)
Вот теплоходик «Витязь»,
Вот я – на берегу.
Мне говорят: «Садитесь!»
«Простите, не могу!»
Тут облака, как кони…
Деревья — пауки.
(Вода подмыла корни
На берегу реки.)
Вот теплоходик «Витязь»,
Вот я – на берегу.
Мне говорят: «Садитесь!»
«Простите, не могу!»
Не то чтоб нету денег,
Бумаги слышен хруст,
Но никуда не денешь,
Не обменяешь грусть.
Бумаги слышен хруст,
Но никуда не денешь,
Не обменяешь грусть.
Зачем идти по трапу?
Мой берег одинок.
Лишь клён мне тянет лапу,
Верней, одну из ног.
Мой берег одинок.
Лишь клён мне тянет лапу,
Верней, одну из ног.
И нет подруги доброй,
С которой можно плыть…
Река струится коброй,
И некого любить.
С которой можно плыть…
Река струится коброй,
И некого любить.
Я постою на склоне
И берега, и дня…
Пусть облака, как кони,
Скорей сомнут меня.
И берега, и дня…
Пусть облака, как кони,
Скорей сомнут меня.
Ночью на набережной
Под взглядом пучеглазых фонарей –
не осуждающим,
скорее, удивленным, –
стоят бутылки,
несколько парней…
Река лопочет глупости
влюбленным.
Где мы с тобой гуляли год назад
За ручку с тенью движусь одиноко,
бесстрастным
электрическим глазам
читаю вслух те восемь
строчек Блока…
Я б написал, что плачут фонари, –
мол, летний дождь,
но, господи, как пошло…
И что в строфе послушной не соври,
но та река, и ты –
в далеком прошлом.
Мигает тускло
старенький фонарь, –
чуть бьется в нём
изношенное сердце…
Луна течет смолою… И янтарь –
ночного мотылька глотает тельце.
Под взглядом пучеглазых фонарей –
не осуждающим,
скорее, удивленным, –
стоят бутылки,
несколько парней…
Река лопочет глупости
влюбленным.
Где мы с тобой гуляли год назад
За ручку с тенью движусь одиноко,
бесстрастным
электрическим глазам
читаю вслух те восемь
строчек Блока…
Я б написал, что плачут фонари, –
мол, летний дождь,
но, господи, как пошло…
И что в строфе послушной не соври,
но та река, и ты –
в далеком прошлом.
Мигает тускло
старенький фонарь, –
чуть бьется в нём
изношенное сердце…
Луна течет смолою… И янтарь –
ночного мотылька глотает тельце.
* * *
Владиславу Корнилову
Был клевер белым между гряд,
стал клевер красным.
По-птичьи ветви говорят
под небом ясным.
Владиславу Корнилову
Был клевер белым между гряд,
стал клевер красным.
По-птичьи ветви говорят
под небом ясным.
Цветут в теплице огурцы,
навоза – жижа.
И облака плывут с Янцзы
в сады Парижа.
навоза – жижа.
И облака плывут с Янцзы
в сады Парижа.
Как воск, стекает по лучам
тепло от солнца…
Не в дверь, а в душу по ночам
тоска скребется.
тепло от солнца…
Не в дверь, а в душу по ночам
тоска скребется.
По леске спустится паук,
завоет псина.
И жить тогда, мой милый друг,
невыносимо…
завоет псина.
И жить тогда, мой милый друг,
невыносимо…
Был клевер красным у плетня,
стал клевер белым…
И все мерещится петля
с узлом умелым.
стал клевер белым…
И все мерещится петля
с узлом умелым.
В такую ночь рванешь во двор,
сбивая стулья,
а там из желоба в упор
глядит гаргулья.
сбивая стулья,
а там из желоба в упор
глядит гаргулья.
* * *
На даче ни глада, ни мора,
в июле светло и тепло,
танцует комар Карамора,
бьет длинною ножкой в стекло.
На даче ни глада, ни мора,
в июле светло и тепло,
танцует комар Карамора,
бьет длинною ножкой в стекло.
Но грусть наступает,
иль вечер,
и тут уж пляши, не пляши –
стекают оплывшие свечи
на дно потемневшей души.
иль вечер,
и тут уж пляши, не пляши –
стекают оплывшие свечи
на дно потемневшей души.
Хоть светят глазища фиалки
лучом розоватым всю ночь,
когда повезут в катафалке,
мне свет их не сможет помочь.
лучом розоватым всю ночь,
когда повезут в катафалке,
мне свет их не сможет помочь.
Лишь бог комаров Карамора
мне встретится
в царстве теней…
Порхает во тьме коридора
душа. Я гоняюсь за ней.
мне встретится
в царстве теней…
Порхает во тьме коридора
душа. Я гоняюсь за ней.