В ЦДЛ презентовали научно-популярное собрание сочинений Владимира Личутина в 14 томах. Представили издание главный редактор издательства «Вече» Сергей Дмитриев и ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН Алла Большакова.
Выход в свет многотомного издания – всегда событие. Но в наши дни, как сказал главный редактор издательства «Вече» Сергей Дмитриев, это – чудо. Книги были изданы по призыву «Литературной газеты», «Слова» на народные средства, Скидывались всем миром – кто сколько сможет: от 500 рублей до 500 000 тысяч.
Алла БОЛЬШАКОВА, литературовед, критик:
«Тома составлялись по хронологическому принципу. Издание представляет свод почти всех личутинских текстов. Не вошли некоторые ранние произведения – к примеру, до сих пор востребованный читателями «Последний колдун», но написанный, по мнению автора, слабее “Фармазона” или “Крылатой Серафимы”.
В итоге в собрание сочинений вошли романы и повести трех периодов: 1. Поморская хроника и исторический роман “Скитальцы” о вероискательстве в 19-м веке; 2. Романы, написанные в период горбачевской перестройки: “Любостай”, историческая эпопея “Раскол”, за которую Владимир Владимирович получил государственную премию России; и, наконец, 3. Постсоветские романы: знаменитые “Миледи Ротман”, “Беглец из рая”, книга размышлений о русском народе “Душа неизъяснимая” и только что вышедшие “В ожидании Бога» и “Я ведь брат твой”.
Поначалу затея с изданием казалась несбыточной. Всякий раз казалось: вот-вот издание прекратится. Первый человек, перечисливший деньги, предприниматель Роман Мороз разорился. Но получилось! На сегодня – это единственное некоммерческое собрание сочинений современного писателя.
Был некий внутренний конфликт с издательством, который мы всё-таки преодолели. Издательство мыслило издание как собрание отдельных, независящих друг от друга книг, которые надо немедленно двигать в массы. Мы же, редколлегия, ориентировались на будущее, ставили своей целью представить прозу Владимира Владимировича в динамике и развитии в пределах определенного литературного пространства, – чтобы будущий читатель, будущий исследователь его творчества не бегал по библиотекам и архивам, а мог из издания получить нужную информацию.
Личутин – живой классик. Такого же уровня, как Бондарев или Распутин. И он, конечно же, заслуживает собрания сочинений, а главное, – это собрание сочинений заслуживает читатель.
Мы живём в плену мифов. Один из них – о невостребованности серьезной литературы. Лично меня ошеломил такой факт: когда у меня был некомплект, издательство не смогло вернуть из магазинов недостающие тома – все они оказались распроданными».
В итоге в собрание сочинений вошли романы и повести трех периодов: 1. Поморская хроника и исторический роман “Скитальцы” о вероискательстве в 19-м веке; 2. Романы, написанные в период горбачевской перестройки: “Любостай”, историческая эпопея “Раскол”, за которую Владимир Владимирович получил государственную премию России; и, наконец, 3. Постсоветские романы: знаменитые “Миледи Ротман”, “Беглец из рая”, книга размышлений о русском народе “Душа неизъяснимая” и только что вышедшие “В ожидании Бога» и “Я ведь брат твой”.
Поначалу затея с изданием казалась несбыточной. Всякий раз казалось: вот-вот издание прекратится. Первый человек, перечисливший деньги, предприниматель Роман Мороз разорился. Но получилось! На сегодня – это единственное некоммерческое собрание сочинений современного писателя.
Был некий внутренний конфликт с издательством, который мы всё-таки преодолели. Издательство мыслило издание как собрание отдельных, независящих друг от друга книг, которые надо немедленно двигать в массы. Мы же, редколлегия, ориентировались на будущее, ставили своей целью представить прозу Владимира Владимировича в динамике и развитии в пределах определенного литературного пространства, – чтобы будущий читатель, будущий исследователь его творчества не бегал по библиотекам и архивам, а мог из издания получить нужную информацию.
Личутин – живой классик. Такого же уровня, как Бондарев или Распутин. И он, конечно же, заслуживает собрания сочинений, а главное, – это собрание сочинений заслуживает читатель.
Мы живём в плену мифов. Один из них – о невостребованности серьезной литературы. Лично меня ошеломил такой факт: когда у меня был некомплект, издательство не смогло вернуть из магазинов недостающие тома – все они оказались распроданными».
Поздравить писателя пришли известные мастера слова, литературоведы, критики и просто читатели.
Первый секретарь правления Союза писателей России Геннадий Иванов вручил ему диплом Международной премии им. Андрея Платонова и (с намёком на хождения по мукам) бюст А. Н. Толстого.
С ярким, вдохновенным словом выступила член-корреспондент РАН Наталья Корниенко, отметившая сказовую, песенную природу личутинского творчества. В своей речи она также затронула проблему сохранения произведений современных авторов для будущих поколений.
Трогательные слова о виновнике торжества произнёс Сергей Шаргунов: «вдохновенное волхование», «непревзойденный переводчик с природного языка на русский».
«Дивный писатель», – критик, профессор Литературного института Евгений Сидоров.
С ярким, вдохновенным словом выступила член-корреспондент РАН Наталья Корниенко, отметившая сказовую, песенную природу личутинского творчества. В своей речи она также затронула проблему сохранения произведений современных авторов для будущих поколений.
Трогательные слова о виновнике торжества произнёс Сергей Шаргунов: «вдохновенное волхование», «непревзойденный переводчик с природного языка на русский».
«Дивный писатель», – критик, профессор Литературного института Евгений Сидоров.
«Художник редкой музыкальности», – профессор Литературного института Владимир Смирнов.
«Горько, что многие ещё не поняли великолепия и внутренней свободы личутинской прозы. Сладко, когда смотришь на этот до отказа заполненный зал, на людей, для которых она сделалась наилучшим сегодняшним русским художественным словом», – сказал в своём выступлении Борис Евсеев. – Личутин – живой, накрепко слитый со своими произведениями символ неубиваемого русского слова».
«Это ведь тоже чудо, когда писатель и научный редактор находят друг друга, – подчеркнул литературовед, профессор МПГУ Владимир Сигов. – Издание состоялось во многом еще благодаря энтузиазму Аллы Большаковой, её самоотверженному труду».
Во время творческого вечера немало слов было сказано о традициях Василия Белова, Степана Писахова, Николая Лескова. Вместе с тем отмечался собственный стиль Личутина, не похожий ни на какой другой.
Дополняя сказанные добрые слова, на вечере демонстрировались кадры из документальных фильмов о Владимире Личутине.
Подлинным украшением встречи стало выступление вокалистки из Великого Устюга Елены Пятницкой.
«Горько, что многие ещё не поняли великолепия и внутренней свободы личутинской прозы. Сладко, когда смотришь на этот до отказа заполненный зал, на людей, для которых она сделалась наилучшим сегодняшним русским художественным словом», – сказал в своём выступлении Борис Евсеев. – Личутин – живой, накрепко слитый со своими произведениями символ неубиваемого русского слова».
«Это ведь тоже чудо, когда писатель и научный редактор находят друг друга, – подчеркнул литературовед, профессор МПГУ Владимир Сигов. – Издание состоялось во многом еще благодаря энтузиазму Аллы Большаковой, её самоотверженному труду».
Во время творческого вечера немало слов было сказано о традициях Василия Белова, Степана Писахова, Николая Лескова. Вместе с тем отмечался собственный стиль Личутина, не похожий ни на какой другой.
Дополняя сказанные добрые слова, на вечере демонстрировались кадры из документальных фильмов о Владимире Личутине.
Подлинным украшением встречи стало выступление вокалистки из Великого Устюга Елены Пятницкой.
Борис ЕВСЕЕВ, прозаик, лауреат государственной премии России:
Часовня Личутина
Проза Владимира Личутина не дидактична, но открыто нравственна. В неё входишь как в чисто вымытую и выскобленную избу, где в каждом углу, под каждой накидкой и книжечкой живёт что-то заветное, свято хранимое.
Жизнь каждого отдельного слова в прозе Личутина удивительна. Порой одно слово стоит целой истории. Или за словом история – даже небольшая повесть – вырастает. Слова «оследился», «спузырился», «голова ковыльная», «ествяная привада» звучат как северо-русский музыкально-словесный неповторимый лад.
Проза Личутина молода. Не странно ли звучит для писателя давно разменявшего седьмой десяток? Ничуть. Его неистрёпанные упругие слова создают новые неожиданные культурные контексты. Новые культурные контексты – создают реальное, а не мнимое ощущение «молодости» текста. А молодость текста, по сути, и есть художественная информативность.
Проза Личутина исторична, в ней не только гул ушедших веков, но и предвиденье будущего. Да, проза Личутина прозорлива. Словно какой-нибудь отшельник-северянин, он прозорливо занялся построением неповторимой деревянной, без единого «иностранного» гвоздя Часовни русского языка…Только не нужно думать, что Личутин – «упёртый» архаист. «Его северные пи?сьма» – как современные иконы: они учитывают даже ХХ1 век. В прозе Личутина нет «культурного принуждения» времени, однако культурные «шевеления» и нашей, и предшествующей эпох в ней ощутимы и зримы.
Русская проза несказанно богата. По самому скромному счету в ней семь школ прозаического письма. Личутин принадлежит к Северной школе. Когда Борис Шергин принес свою рукопись в один из московских журналов, его спросили: «На каком языке вы пишете?» Ведь и тогда (да и сейчас!) многие знали и язык лишь по газетам. И хорошо, если по «Литературной газете». В романе «Беглец из рая» я прочитал: «Ведь кто-то сказал однажды, что вначале было Слово, и это слово было Бог. Но никто не сказал, отчего слово не воробей, его не залучить сладкой приманкой. Оно живет само по себе и особую силу имеет. Неправильно сказанное слово, не правильно и действует».
Личутин – любомудр-философ. «Несколько грустных уроков заимел я по смерти родительницы», - пишет он в четвертой части романа «Беглец из Рая». На такие вот грустные философские уроки Личутин большой мастер. Но ведь не от сладкого крепнет душа человеческая, чаще – от горечи. Чем горше жизнь – тем правдивей и ярче проза!
Горько, что многие еще не поняли великолепия и внутренней свободы личутинской прозы. Сладко, что некоторые поняли, и она сделалась для них наилучшим сегодняшним русским художественным словом. Как раз перед войной 1914 года Есенин написал: «Если крикнет рать святая:/ «Кинь ты, Русь, живи в раю!»/ Я скажу – «Не надо рая/ Дайте родину мою!» Русский язык – тоже родина, одна из мощнейших мировых стихий, наряду с огнём, водой, землей, воздухом и эфиром. Владимир Личутин писатель, который хочет не просто перебирать архаические пласты: он в стихии русского языка, в своей родине хочет отыскать истину. Но ведь пока не убежишь из рая, пока не лишишься эмпиреев, – истину не ухватишь. И высказать эту истину следует в определённой форме, через определённый лад и образный строй. Апостол Филипп сказал: истина не приходит в мир обнаженной. Она приходит в образах и символах».
Владимир Личутин и есть живой, накрепко слитый со своими произведениями, символ неубиваемого русского слова.
Жизнь каждого отдельного слова в прозе Личутина удивительна. Порой одно слово стоит целой истории. Или за словом история – даже небольшая повесть – вырастает. Слова «оследился», «спузырился», «голова ковыльная», «ествяная привада» звучат как северо-русский музыкально-словесный неповторимый лад.
Проза Личутина молода. Не странно ли звучит для писателя давно разменявшего седьмой десяток? Ничуть. Его неистрёпанные упругие слова создают новые неожиданные культурные контексты. Новые культурные контексты – создают реальное, а не мнимое ощущение «молодости» текста. А молодость текста, по сути, и есть художественная информативность.
Проза Личутина исторична, в ней не только гул ушедших веков, но и предвиденье будущего. Да, проза Личутина прозорлива. Словно какой-нибудь отшельник-северянин, он прозорливо занялся построением неповторимой деревянной, без единого «иностранного» гвоздя Часовни русского языка…Только не нужно думать, что Личутин – «упёртый» архаист. «Его северные пи?сьма» – как современные иконы: они учитывают даже ХХ1 век. В прозе Личутина нет «культурного принуждения» времени, однако культурные «шевеления» и нашей, и предшествующей эпох в ней ощутимы и зримы.
Русская проза несказанно богата. По самому скромному счету в ней семь школ прозаического письма. Личутин принадлежит к Северной школе. Когда Борис Шергин принес свою рукопись в один из московских журналов, его спросили: «На каком языке вы пишете?» Ведь и тогда (да и сейчас!) многие знали и язык лишь по газетам. И хорошо, если по «Литературной газете». В романе «Беглец из рая» я прочитал: «Ведь кто-то сказал однажды, что вначале было Слово, и это слово было Бог. Но никто не сказал, отчего слово не воробей, его не залучить сладкой приманкой. Оно живет само по себе и особую силу имеет. Неправильно сказанное слово, не правильно и действует».
Личутин – любомудр-философ. «Несколько грустных уроков заимел я по смерти родительницы», - пишет он в четвертой части романа «Беглец из Рая». На такие вот грустные философские уроки Личутин большой мастер. Но ведь не от сладкого крепнет душа человеческая, чаще – от горечи. Чем горше жизнь – тем правдивей и ярче проза!
Горько, что многие еще не поняли великолепия и внутренней свободы личутинской прозы. Сладко, что некоторые поняли, и она сделалась для них наилучшим сегодняшним русским художественным словом. Как раз перед войной 1914 года Есенин написал: «Если крикнет рать святая:/ «Кинь ты, Русь, живи в раю!»/ Я скажу – «Не надо рая/ Дайте родину мою!» Русский язык – тоже родина, одна из мощнейших мировых стихий, наряду с огнём, водой, землей, воздухом и эфиром. Владимир Личутин писатель, который хочет не просто перебирать архаические пласты: он в стихии русского языка, в своей родине хочет отыскать истину. Но ведь пока не убежишь из рая, пока не лишишься эмпиреев, – истину не ухватишь. И высказать эту истину следует в определённой форме, через определённый лад и образный строй. Апостол Филипп сказал: истина не приходит в мир обнаженной. Она приходит в образах и символах».
Владимир Личутин и есть живой, накрепко слитый со своими произведениями, символ неубиваемого русского слова.