«Салон её светлости русской литературы» — помнится, именно так называлась шаржированная картина художника Ре-Ми (Николая Ремизова), появившаяся в одном из номеров журнала «Сатирикон» в 1914 году. Годовые комплекты «Сатирикона» в 1962 году были практически недоступны рядовому читателю. Однако ж сатирическая панорама Ре-Ми с изображением 37 литераторов того времени (там и писатели, и поэты, и критики, и философы) украсила иллюстративный ряд в вышедшей тогда же, в 1962 году книги Корнея Ивановича Чуковского «Современники» в серии «ЖЗЛ». Далеко не все персонажи картины Ре-Ми стали героями портретов и этюдов, включенных автором в это несомненно легендарное жэзээловское издание, составителем которого был сам Корней Иванович. Нынче эта книга, как и её переиздание, – большая редкость. И не грех бы её снова переиздать.
Хотя эта небольшая преамбула не совсем о книге Чуковского, и даже не совсем об украсившей её разворотной иллюстрации с карикатурной панорамой Ре-Ми. Тем более, что имена далеко не всех изображенных на ней писателей что-либо говорят современному читателю. При том, что это Серебряный век (!), при том, что в книге Чуковского более двух десятков литературных портретов, и каких портретов! И дело даже не в том, что из 37 персонажей картины чуть ли не половина прочно канула в Лету. А иным из достойнейших героев книги Чуковского и вовсе не нашлось места у карикатуриста Ре-Ми. «Без меня народ неполный» — говорит один из героев Андрея Платонова. Вот и без Гумилева, Ахматовой, Зощенко и других героев книги Корнея Ивановича шаржированный «Салон её светлости русской литературы» тоже ну совсем неполный!
Обратиться к прижизненному изданию литературных портретов Чуковского побудило меня чтение двух внесерийных книг, открывающих новую страницу в жизни старейшего российского издательства «Молодая гвардия».
Дмитрий Быков, автор книги «Обреченные победители: шестидесятники», честно предупреждает в предисловии, что его книга не монография о шестидесятниках, а всего лишь сборник литературно-критических очерков, написанных в разные годы. И что «как всякий критический очерк, они субъективны и не претендуют на осмысление феномена в целом». Так-то оно так! В книге 13 очерков — эдакая «чертова дюжина», причем первый очерк (он так и называется «Феномен шестидесятничества») больше не про этот самый феномен, сколько про его фундамент от Солженицына. А потом уже обычная дюжина персональных портретов, очень смахивающих на лекции, в которых Дмитрий Львович нынче большой дока.
Итак – двенадцать очерков. Три первых — о писателях, тем или иным Макаром вытолкнутых в эмиграцию, но оставшихся камертонами писательской «не по лжи», (Владимир Максимов, Виктор Некрасов, Андрей Синявский). Следующие три (Юрий Нагибин, Юрий Трифонов и Юлиан Семенов). Что этих объединяет? «Городская проза»? Не совсем. Нагибин был досуж и в историко-биографической беллетристике, и в кинодраматургии. А уж Юлиан Семенов со Штирлицем — это как Акунин с Фандориным. Однако ж, что-то их объединяет. Прежде всего оглушительный читательский успех; журнальные публикации рвали из рук, клянчили «на ночь». Всё так. Первые три — «гонимые», вторые три — обласканные властью. Ну пожурят иной раз, но так, «по-отечески». А может объединяют их частые поездки «за бугор», тогда далеко не всем это дозволялось.
Далее — братья Стругацкие. Это уже культ динамитной футурологии и кумулятивных иносказаний. За что иные из публикаций братьев и запрещались, и изымались. Выжать их из Союза не получилось. Ну а творчество в новой России уже одного из оставшихся братьев, увы, за пределами «шестидесятничества». Хотя Борис Натанович как был нонконформистом тогда, так им и оставался потом.
Далее следуют мудрец Фазиль Искандер и мятущийся между городом и деревней, между Разиным и Прокудиным — Василий Шукшин. Замыкают книгу быковских очерков-лекций такие полярно разные писатели, как Василий Аксёнов, Венедикт Ерофеев и Валентин Распутин. Меж ними нет ничего общего: ни эмиграции, ни тем более мировоззренческого единства. Веничка — вообще в этой компании стоит совершенно обособленно. Потому и искать какие-либо параллели «Петушков» с аксёновской «Бочкотарой» — занятие натужно бессмысленное. Что же до Распутина, то Быков оставляет его в полном одиночестве осознанно. Он не приемлет «деревенскую прозу». Потому-то нет в его книге места ни Василию Белову, ни Федору Абрамову, ни Виктору Астафьеву, при том что последний покруче многих иных, вошедших в этот сборник, будет. Так что книжка у Дмитрия Львовича интересная получилась, вот только «без меня народ неполный». Как ни крути!
Есть три эмигранта, но за бортом остался не менее заметный в эмигрантской литературе Георгий Владимов. Есть полуэмигрант Аксёнов, но нет такого же полуэмигранта Анатолия Гладилина, громкого «коллеги» по «Юности», автора столь же нашумевшей в те годы повести «Хроники времен Виктора Подгурского». Нет Владимира Орлова и Владимира Войновича. На месте «лейтенантской прозы» огромное белое пятно, словно и был только один Виктор Некрасов, да и того выжили. Впрочем, нет многих, очень многих. Но не нам корить Дмитрия Быкова. Он автор со своими пристрастиями и неприязнями. Тем более сам признается, что его портретная галерея субъективна и не претендует на осмысление феномена в целом. Так что спасибо автору и за дюжину.
Двенадцать все же лучше, чем четыре. Потому что четыре писателя в современном «салоне её светлости русской литературы» — это всё же «междусобойчик». А между тем литературный критик Андрей Рудалёв с подачи Захара Прилепина, (на которого автор смотрит как на «гуру» или как Белинский до поры до времени на Гоголя) назвал свою книгу «Четыре выстрела», ничтоже сумняшеся «позаимствовав» заголовок у Рюрика Ивнева. И это первое «фо па» (оплошность. — Ред.).
Рюрик Ивнев написал четыре эссе о друзьях-имажинистах — Есенине, Кусикове, Мариенгофе и Шершеневиче — век назад. Сто лет — большой срок для всякой литературы. Кто теперь помнит об имажинистах? Разве что филологи, литературоведы и ещё Захар Прилепин, составивший как поэтические сборники, так и сборники эссе о «непохожих поэтах» для «Молодой гвардии».
Но, как говорится, Захару Захарово, а вот к автору новых «4-х выстрелов» (где уже не ивневские лаконичные эссе, а полновесная литературная критика, хотя вместо критического разбора, пусть даже и субъективного, как у Быкова, здесь сплошная комплиментарность), так и напрашивается вопрос, а почему только эти четыре «автора-выстрела»: Прилепин, Шаргунов, Сенчин и Садулаев, почему только они «неореалисты» сегодняшней российской словесности, рыцари без страха и упрёка, а все прочие кто?
Впрочем, цитируя во введении полемическую заметку писателя Олега Павлова, Рудалёв как бы признает, что «новый реализм» в современной русской словесности представляют не только герои его книги. Павлов перечисляет более двух десятков писательских имен, которые были реалистами до Прилепина со товарищи и не согласиться с ним нельзя.
Рудалёв однако ж считает свою «великолепную четверку» лидерами новой русской литературы. Думается, это второе «фо па». Даже если мы задвинем куда-то в угол Пелевина, Сорокина и прочих постмодернистов и авангардистов, то куда нам поставить Елизарова, Геласимова, Рубанова, Крусанова и других писателей? Получается снова ЛЕФ против РАППа?
Не стану заострять свои сомнения в правильности выбора цели. Читатель сам разберется, что к чему. Прилепин и «неореалисты» его круга безусловно заслуживают серьёзного литературного анализа своих книг. И следует признать, что Андрей Рудалёв проделал очень большую работу, разобрав по косточкам творчество своих героев. Однако ж с некоторой долей грусти мне остается повторить платоновское: «Без меня народ неполный...»
Обратиться к прижизненному изданию литературных портретов Чуковского побудило меня чтение двух внесерийных книг, открывающих новую страницу в жизни старейшего российского издательства «Молодая гвардия».
Дмитрий Быков, автор книги «Обреченные победители: шестидесятники», честно предупреждает в предисловии, что его книга не монография о шестидесятниках, а всего лишь сборник литературно-критических очерков, написанных в разные годы. И что «как всякий критический очерк, они субъективны и не претендуют на осмысление феномена в целом». Так-то оно так! В книге 13 очерков — эдакая «чертова дюжина», причем первый очерк (он так и называется «Феномен шестидесятничества») больше не про этот самый феномен, сколько про его фундамент от Солженицына. А потом уже обычная дюжина персональных портретов, очень смахивающих на лекции, в которых Дмитрий Львович нынче большой дока.
Итак – двенадцать очерков. Три первых — о писателях, тем или иным Макаром вытолкнутых в эмиграцию, но оставшихся камертонами писательской «не по лжи», (Владимир Максимов, Виктор Некрасов, Андрей Синявский). Следующие три (Юрий Нагибин, Юрий Трифонов и Юлиан Семенов). Что этих объединяет? «Городская проза»? Не совсем. Нагибин был досуж и в историко-биографической беллетристике, и в кинодраматургии. А уж Юлиан Семенов со Штирлицем — это как Акунин с Фандориным. Однако ж, что-то их объединяет. Прежде всего оглушительный читательский успех; журнальные публикации рвали из рук, клянчили «на ночь». Всё так. Первые три — «гонимые», вторые три — обласканные властью. Ну пожурят иной раз, но так, «по-отечески». А может объединяют их частые поездки «за бугор», тогда далеко не всем это дозволялось.
Далее — братья Стругацкие. Это уже культ динамитной футурологии и кумулятивных иносказаний. За что иные из публикаций братьев и запрещались, и изымались. Выжать их из Союза не получилось. Ну а творчество в новой России уже одного из оставшихся братьев, увы, за пределами «шестидесятничества». Хотя Борис Натанович как был нонконформистом тогда, так им и оставался потом.
Далее следуют мудрец Фазиль Искандер и мятущийся между городом и деревней, между Разиным и Прокудиным — Василий Шукшин. Замыкают книгу быковских очерков-лекций такие полярно разные писатели, как Василий Аксёнов, Венедикт Ерофеев и Валентин Распутин. Меж ними нет ничего общего: ни эмиграции, ни тем более мировоззренческого единства. Веничка — вообще в этой компании стоит совершенно обособленно. Потому и искать какие-либо параллели «Петушков» с аксёновской «Бочкотарой» — занятие натужно бессмысленное. Что же до Распутина, то Быков оставляет его в полном одиночестве осознанно. Он не приемлет «деревенскую прозу». Потому-то нет в его книге места ни Василию Белову, ни Федору Абрамову, ни Виктору Астафьеву, при том что последний покруче многих иных, вошедших в этот сборник, будет. Так что книжка у Дмитрия Львовича интересная получилась, вот только «без меня народ неполный». Как ни крути!
Есть три эмигранта, но за бортом остался не менее заметный в эмигрантской литературе Георгий Владимов. Есть полуэмигрант Аксёнов, но нет такого же полуэмигранта Анатолия Гладилина, громкого «коллеги» по «Юности», автора столь же нашумевшей в те годы повести «Хроники времен Виктора Подгурского». Нет Владимира Орлова и Владимира Войновича. На месте «лейтенантской прозы» огромное белое пятно, словно и был только один Виктор Некрасов, да и того выжили. Впрочем, нет многих, очень многих. Но не нам корить Дмитрия Быкова. Он автор со своими пристрастиями и неприязнями. Тем более сам признается, что его портретная галерея субъективна и не претендует на осмысление феномена в целом. Так что спасибо автору и за дюжину.
Двенадцать все же лучше, чем четыре. Потому что четыре писателя в современном «салоне её светлости русской литературы» — это всё же «междусобойчик». А между тем литературный критик Андрей Рудалёв с подачи Захара Прилепина, (на которого автор смотрит как на «гуру» или как Белинский до поры до времени на Гоголя) назвал свою книгу «Четыре выстрела», ничтоже сумняшеся «позаимствовав» заголовок у Рюрика Ивнева. И это первое «фо па» (оплошность. — Ред.).
Рюрик Ивнев написал четыре эссе о друзьях-имажинистах — Есенине, Кусикове, Мариенгофе и Шершеневиче — век назад. Сто лет — большой срок для всякой литературы. Кто теперь помнит об имажинистах? Разве что филологи, литературоведы и ещё Захар Прилепин, составивший как поэтические сборники, так и сборники эссе о «непохожих поэтах» для «Молодой гвардии».
Но, как говорится, Захару Захарово, а вот к автору новых «4-х выстрелов» (где уже не ивневские лаконичные эссе, а полновесная литературная критика, хотя вместо критического разбора, пусть даже и субъективного, как у Быкова, здесь сплошная комплиментарность), так и напрашивается вопрос, а почему только эти четыре «автора-выстрела»: Прилепин, Шаргунов, Сенчин и Садулаев, почему только они «неореалисты» сегодняшней российской словесности, рыцари без страха и упрёка, а все прочие кто?
Впрочем, цитируя во введении полемическую заметку писателя Олега Павлова, Рудалёв как бы признает, что «новый реализм» в современной русской словесности представляют не только герои его книги. Павлов перечисляет более двух десятков писательских имен, которые были реалистами до Прилепина со товарищи и не согласиться с ним нельзя.
Рудалёв однако ж считает свою «великолепную четверку» лидерами новой русской литературы. Думается, это второе «фо па». Даже если мы задвинем куда-то в угол Пелевина, Сорокина и прочих постмодернистов и авангардистов, то куда нам поставить Елизарова, Геласимова, Рубанова, Крусанова и других писателей? Получается снова ЛЕФ против РАППа?
Не стану заострять свои сомнения в правильности выбора цели. Читатель сам разберется, что к чему. Прилепин и «неореалисты» его круга безусловно заслуживают серьёзного литературного анализа своих книг. И следует признать, что Андрей Рудалёв проделал очень большую работу, разобрав по косточкам творчество своих героев. Однако ж с некоторой долей грусти мне остается повторить платоновское: «Без меня народ неполный...»
Виктор ПРИТУЛА.